Лгунья - Екатерина Гичко

Шидай поёжился, вообразив масштаб проблем, если это действительно окажется так.

— А что с девчонками будешь делать?

— Непреднамеренное покушение на жизнь, — в голосе Ранхаша прозвучала сталь, — серьёзное преступление. Следовало посадить их хотя бы на недолгий срок, но некуда. В тюрьме сейчас и без них хлопот хватает. К тому же у многих из них родители — весьма влиятельные оборотни в городе, они наверняка будут ставить палки в колёса правосудия, и у меня нет времени с ними разбираться. Поэтому девушек исключат из школы без права восстановления и возможности продолжить обучение в других школах магии. На каждую будет наложен штраф, а произошедшее будет широко обнародовано. Им придётся приложить все усилия, чтобы очистить свою репутацию, и времени на подлые глупости у них уже не останется.

— Сколько шума, — недовольно поморщился Шидай. — Всё же не стоило отправлять её в школу. Если злоумышленники настолько упорны, то рано или поздно нашли бы её и у нас. Просто нужно было подождать. Ранхаш, ты всё же торопишься. Я понимаю, что тебе хочется поскорее разобраться с этим делом и вернуться на прежнюю службу…

— Я буду расследовать это дело столько, сколько потребуется, — перебил его Ранхаш. — Я пытаюсь найти зацепки. Амайярида что-то знает, но молчит, а мне нужен тот, кто будет говорить. Или же мне вытянуть из неё правду более жёсткими методами?

Шидай решил промолчать и наконец заинтересовался тем, что пишет его господин. Но не успел он присмотреться, как Ранхаш сам подозвал его:

— Взгляни.

На листе были начерчены два круга, вытянутых в горизонтали. Память у харена была отличной, так что все письмена были на своём месте. Брови Шидая удивлённо приподнялись, и он взял лист в руки.

— Я обнаружил это на теле Амайяриды. Встречал такое раньше?

— Много раз, — заявил Шидай. — Это называют печатью Недотроги. Лет четыреста назад, когда я попал в заварушку на востоке, мне частенько попадались раненные хатерай с такими татуировками. Ты же её на лобке нашёл?

Ранхаш кивнул.

— Тогда в тех местах было очень неспокойно, разбойников наплодилось… Ну а женщинам к таким попадать в плен хуже смерти. Многие наносили на себя вот такие печати. От насилия они не всегда охраняли: необразованное мужичьё знать не знало, что это такое. Но у насильников чресла гнить потом начинали и в конце концов совсем всё отваливалось, — Шидай брезгливо поморщился. — Несколько недель мучились…

— То есть это просто защита от мужчин? — уточнил Ранхаш.

— Так-то да, — протянул лекарь, — но странно это… Видишь ли, печать эта — хаггаресское изобретение. А наша девочка — хаги. Хаги же терпеть не могут всё хаггаресское.

— Так, может, не сама нанесла? — предположил Ранхаш, сминая лист и поджигая его щелчком пальцев. — Прошлое у неё туманное.

— Э, нет, — покачал головой Шидай. — Эту печать можно нанести только по своему желанию. То есть произошло что-то такое, что вынудило девушку-хаги плюнуть на ненависть к хаггаресам и воспользоваться их изобретением. И что-то мне это совсем не нравится. Видимо, жила она в окружении, которому довериться нельзя. Надеюсь, я не прав, но боюсь, что она всё же якшалась с преступными кругами.

— Думаешь? — Ранхаш перевёл взгляд на спину девушки.

— Я бы предположил, что она хатерай, но её боевые навыки говорят об обратном. Может, она жила в каком-то неспокойном регионе… Или же от нежеланного жениха отгородиться так пыталась, встречал я и такое. Либо просто боялась насилия.

Ранхаш продолжал молча смотреть на спину девушки.

— Шидай, у меня почему-то возникло ощущение, что ты знаешь больше меня, — наконец сказал он.

— Что? С чего бы? — поразился лекарь.

— Интуиция, — холодно ответил Ранхаш. — Чувствую, что последние три утверждения связаны между собой.

— Ну ты даёшь, — фыркнул Шидай. — Ладно, слушай. Я это от Харийда узнал, точнее, из его разговора с Майяри. Видимо, она в бреду ещё в тюрьме проговорилась ему. Она сумеречница.

Привычная невозмутимость изменила Ранхашу. Он резко повернул голову, с удивлением уставившись на Шидая.

— И судя по её нежеланию говорить о прошлом, она беглая сумеречница, — добавил лекарь. — И беглая уже очень давно, так как успела перенять наши традиции и привыкнуть к нашему поведению. И даже перенять его. Иначе бы вряд ли она перед тобой разделась.

Перед глазами Ранхаша мелькнуло воспоминание: платье соскальзывает вниз, обнажая белое тело. Тело сумеречницы. Мужчина резко тряхнул головой, избавляясь от видения.

Шидай же, будто бы подливая масла в огонь, с тоскливым вздохом продолжил:

— А передо мной она раздеться не захотела! Видимо, чувствует, кто из нас настоящий мужчина.

На ехидство Ранхаш никак не отреагировал. Он продолжал озадаченно хмуриться, переваривая услышанное.

— Почему ты сразу не сказал? — наконец недовольно спросил он. — Многое в её поведении теперь понятно и объяснимо.

— Опасался, что ты решишь направить запрос в Сумеречные горы, — признался Шидай. — Для беглых сумеречниц это почти верная смерть. Девушки бегут в основном из мест, где над женщинами властвует самая жёсткая тирания. Это, как правило, наиболее удалённые и уединённые участки гор, на которых царят свои законы, порой отличные от салейских. Даже другие сумеречники не спешат выдавать беглых девушек таким соседям. Если бы они прознали, что Майяри здесь, то через некоторое время она была бы уже там.

— Я это всё прекрасно понимаю, — раздражённо ответил Ранхаш, — и так рисковать не стал бы. Мог бы сперва поговорить со мной.

— Увы, — лекарь печально развёл руками, — ты не всегда меня слушаешь. Что теперь будешь делать?

Ранхаш, всё ещё раздосадованный молчанием Шидая, резко отвернулся и подошёл к окну. На улице уже темнело. Под окнами харен рассмотрел фигуру блондинистого друга Майяри, который обеспокоенно смотрел в окна учительского общежития. Увидев харена, парень сперва застыл, а затем нахмурился и мрачно уставился в ответ. Интересно, что он тут делает? Если Ранхаш правильно помнил, то по выходным он вместе со своими друзьями должен был помогать с восстановлением тюрьмы. Немного в стороне, у здания трапезной, харен заметил невысокую девушку, из-под шапки которой выбивались рыжие кудри. Ранхаш узнал в ней жену Виидаша. Он не стал требовать, чтобы столь хрупкую девушку задействовали в строительстве, — он хотел наказать, а не убить — и попросил мастера Пийша использовать её в любой работе, — кроме самой тяжёлой, подходящей только для мужского плеча — что появлялась в школе.

Девушка нервно мялась и порой, сложив ладошки у рта, что-то кричала Мадишу. Голосок у неё был тонким, и до Ранхаша через стекло долетали только отдельные звуки. Блондин же раздражённо отмахивался и продолжал пристально пялиться в окно.

Ранхаш ещё некоторое время смотрел на упрямца, а затем одними губами произнёс: «Она жива». На лице Мадиша одновременно появились удивление и облегчение, а харен опять повернулся к Шидаю. И едва не вздрогнул, обнаружив, что лекарь стоит рядом и с весёлым любопытством смотрит то на Мадиша, но на него, Ранхаша.