Сингапурский квартет - Валериан Скворцов

— Нас предали! — зло крикнул ему Клео.

— Бруно? — спросил Крот из машины.

Бруно взял трубку из руки бывшего компаньона.

— Хочешь что-нибудь выпить, Клео?

— Ты Иуда… Я жалею, что не велел прикончить тебя тогда, у канала У Кэй, а расплатился с тобой сполна… Жалею! И жалею, что не могу сделать это сейчас! Жалею!

Он сел на корточки у подоконника, опустил лицо в ладони.

В истории Азии, его Азии, это был первый случай, когда фаранг, белый, переиграл всех местных.

Бруно полистал записную книжку, чтобы вспомнить настоящее имя Крота, которого везли в «Герцог». Найти не успел. В прихожей донесся обрывок мелодии из песенки «Обезьянка в хвойном лесу». Он вдавил кнопку внутренней связи и услышал условное:

— По графику.

Бруно вдавил другую кнопку, открывая дверной замок.

Крота приходилось тащить буквально на руках. Его подвернутые ступни волочились по ковру: упадок сил…

Бруно проконсультировался с записью в книжке.

— Так, значит… высокочтимый и любезный господин э… э… Ийот Пибул? Он же Крот? Здравствуйте… Мне много и всегда с похвалой говорил о вас сын как о старшем бухгалтере бангкокского отделения моего Индо-Австралийского банка. Вы с исключительным рвением исполняли должность…

Крот осваивался с обстановкой. Присутствие Клео, скорчившегося у окна, свидетельствовало, что его самого не убьют — по крайней мере, сразу. Он растопыривал и шевелил крючковатые пальцы с ревматическими шишками на суставах.

Бруно удивлялся стойкости китайцев, они умели скрывать гнев и страх.

— Я жалею, Бруно, что не заявил на Круге о подсунутой тобой фальшивке, липовом балансе нашего счета в Берне, — с расстановкой произнес Крот.

Это не имело теперь значения. Но и опозоренный, он не желал умирать, оставаясь в глазах земляка, Клео Сурапато, дураком. Потому и сказал то, что сказал.

— У меня было ощущение, что ты знал, — ответил Бруно.

— Я подумывал тебя убить…

— Что же тянул?

Крот покосился на Клео.

— Так что же тянул, а? — напомнил Бруно. — Или жадность мешала? Полагал, что я полностью в твоих ревматических лапах и все, что наворую у Круга, достанется потом тебе одному?.. Клео, ты слышишь? С помощью Послеполуденного Фэня, достойного сынка капитана Сы, сначала он проглотил бы добытое твоим отцом и тобой, а потом принялся за меня!

— Миллионы в Берне и твоя поганая жизнь были слишком связаны, чтобы сразу рубить этот узел, — сказал Крот.

Этим он вернул себе «лицо» в глазах Клео.

Бруно все понял. Унизить китайцев в глазах друг друга не удавалось.

— Здесь две спальни, — сказал он. — Около десяти вечера вас отвезут на Круг… Опустевшие в эту ночь кресла не останутся вакантными. Появятся другие лица. Лица моих людей. Ничего не изменилось…

— Кроме твоего положения, — сказал Клео новому главе «Нуган Ханг бэнкинг груп» и полновластному хозяину Сети. Бывшему легионеру, кричавшему от отчаяния возле канала У Кэй, в помоях которого ему предстояло бы утонуть, не сдержи Клео своего слова. Бывшей марионетке, жену которого, пожелай Клео воспользоваться этим, он уложил бы в постель отца Крота. Бывшему нищему французу — или кто там он от рождения? — и новоявленному предводителю «Бамбукового сада».

— Я хочу позвонить сыну, — попросил он.

Бруно кивнул охранникам.

— Сынок, — сказал Клео в трубку обычного телефона, не сотового, передай матери, что я заночую у своего друга Бруно Лябасти… Да, она права… самое безопасное для меня сейчас место в городе… Кто приходил?

Бруно схватил параллельную трубку. Полный молодой энергии голос Лин Вэя звучал в трубке:

— Отец, приходил мой друг, бакалавр Ван Та. Он сказал, что ты распорядился передать ему деревянную скульптуру, позолоченный кулак… ну, тот, что ты приобрел недавно. Вроде бы ты подарил этот бесценный предмет главе юридической конторы «Ли и Ли».

— Бакалавр унес предмет?

— Я позволил. Люди все известные и уважаемые.

— Ты поступил правильно, сынок. Почтительные извинения маме за отсутствие. Надеюсь, она снисходительно простит…

— Ну, какие церемонии, отец…

Лин Вэй разъединился первым.

— Что там с этим кулаком? — спросил Бруно.

— Не знаю, — ответил Клео. — Не мое это теперь дело… хозяин.

Бруно кивнул охранникам, развалившимся в креслах с плюшевой обивкой. Оба были европейцами, новозеландцами. Оружие держали в сумках.

— Закажите сэндвичи, коку, кофе… и так далее… Поднос примите у посыльного в дверях…

— Ясно, сэр.

— Покормите и тех… Я через пятнадцать минут буду в помещении 8-А. Оповещать каждые сорок минут…

Джеффри Пиватски взглянул на часы в деревянной резной коробке, дорогие и старинные, привезенные из Гонконга. Мягкое пощелкивание и равномерное покачивание маятника в виде морской розы ветров благотворно влияло, заверял доктор, на состояние Ольги. Часы висели в кухне над холодильником.

До встречи с Бруно время ещё оставалось.

Когда Ольга отходила от «настроений», её первым побуждением было устремиться на кухню, чтобы приготовить что-нибудь для мужа. Наблюдая, как она движется возле плиты, открывает холодильник, идет к посудомойке, разрывает пакет, берет чайник, он ощущал себя так, будто наблюдает собственное отражение в зеркале. Повадка, походка, выражение на лице копировали его, Джеффри…

На экране телевизора мелькали странные герои сериала «Охотники за головами». Звук Джеффри вырубил. Ольга не любила шумов в квартире, хотя ей нравилось мелькание, как она говорила, глупых сцен и особенно глупых потасовок или объятий. От этого из комнат, считала она, исчезали привидения…

Под шипение яичницы на сковородке Джеффри перечитывал вслух рассказ, написанный Ольгой. Богатый русский генерал, любовник императрицы и одновременно её фрейлины, а также партнер по содомским утехам императора выращивал в Сибири ананасы. Оранжерея обеспечивалась теплом от генератора, приводившегося в движение скачущими по кругу породистыми лошадьми. Генерал затевал международные интриги и конфликты с единственной целью заполучить доступ в Аравию, откуда доставлялись чистокровные скакуны для его генератора…

Джеффри подумал, что люди незаурядные часто становятся рабами какой-нибудь страсти, и, если эта страсть по общим понятиям ненормальна, родственники или близкие принимаются бороться с выявившейся незаурядностью. Заваливают талант, который, скорее всего, просто несвоевремен. Слава богу, что он понимает Ольгу, что он вместе с ней вне обыденности, где самые первые оказываются и самыми скучными…

Джеффри вздохнул от никчемности собственных рассуждений.