Не доверяй мне секреты - Джулия Корбин

Когда полицейские уходят, я чувствую глубочайшее облегчение, которое, однако, сдерживается растущим отчуждением между Полом и мной. Как и планировалось прежде, мы все вместе отправляемся в Мельбурн, но счастливые минуты, когда мы с ним строили планы на будущее, уже в прошлом; теперь Пол все решает сам: где он будет проводить выходные, где мы будем жить, что возьмем с собой и что оставим здесь. Разговаривает он со мной вежливо, но холодно. Можно сказать, мы почти не общаемся. Кажется, я его просто не интересую. Ну и любовью мы с ним, конечно, больше не занимаемся.

Я с головой отдаюсь сборам, рада, что есть хоть что-нибудь, чем занять мысли и руки. И вот однажды утром, когда я занимаюсь тем, что освобождаю гараж от лишних вещей, к дому подъезжает машина. Сердце мое снова сжимается: из нее выбираются Мюррей и Анжелин. Я иду навстречу, мы сходимся посередине дорожки, ведущей к дому, и я сразу замечаю, что Анжелин изменилась. Одета безукоризненно, как и всегда, но походка уже не столь уверенная, да и взгляд далеко не такой нахальный, как прежде.

– Грейс, – говорит она, останавливаясь в шаге от меня, – кажется, я тебя недооценила.

– Я очень сочувствую вашей утрате, Анжелин.

– Правда? Ты не шутишь?

– Правда, – стараюсь говорить спокойно. – Я не хотела этого. Честное слово.

– И тем не менее сделала.

Она наклоняется ко мне:

– Ну-ка, посмотри мне в глаза и скажи, положа руку на сердце, что ни ты, ни он не хотели смерти моей дочери.

Гляжу ей в глаза. Открываю рот, но сказать ничего не успеваю.

– Я так и думала!

Лицо ее пылает, ее так и трясет от ярости.

– Я этого тебе не забуду. Может, полицию ты одурачила вместе со своим дружком, навешали им лапши на уши, но меня вы не проведете.

– Анжелин…

Это мямлит Мюррей; он берет ее за левый локоть, но она успевает размахнуться правой и влепить мне такую пощечину, что я удивляюсь, как это у меня зубы остаются на месте. Отшатываюсь, машинально закрывая щеку ладонью. Мюррей разворачивает жену, и они шагают обратно к машине.

Я возвращаюсь в дом, в глазах туман, сердце стучит как бешеное, челюсть болит. Падаю на диван, тащу к себе и усаживаю рядом Мерфи и сижу так остаток дня, в глазах ни слезинки, в груди полная пустота. В доме тихо, меня никто не беспокоит. Девочки придут домой поздно, репетируют «Ромео и Джульетту»; Элла играет Джульетту, да и Дейзи нашла там себе занятие – за кулисами. Эд тоже не скоро вернется. После смерти Орлы он гостит у моих родителей. Все трое, несмотря на первоначальный шок и последующие треволнения на мой счет, особенно когда стали всплывать подробности и нюансы дела, безоговорочно поддерживают меня.

– За нас не беспокойся, мы прекрасно ладим друг с другом, – говорит мама оживленным, полным оптимизма голосом. – И ждем не дождемся, когда поедем в Австралию.

Мне очень приятно, что мама и папа тоже едут с нами. Папа начал курс лечения, желудок у него нормализовался, и они с нетерпением ждут этого «приключения», как говорит мама.

– Мы не на целый год, конечно; поживем немножко, посмотрим, как вы там устроитесь. А потом немного попутешествуем. Я слышала, что через мост Харбор-бридж в Сиднее можно пройти пешком. Может, я даже уговорю твоего отца надеть шорты.

Я очень надеюсь, что Пол вернется к чаю. Он сейчас завершает последние дела в университете, и я никогда не знаю, во сколько он может прийти домой. Сегодня я приготовила его любимого запеченного цыпленка. Блюдо уже готово и на всякий случай томится в духовке на медленном огне.

Пол приходит сразу после шести. Мерфи весело бежит к входной двери встречать его. Я встаю, с удовольствием разминая затекшие ноги, и легонько касаюсь его руки:

– Стол накрыт.

Он на меня даже и не смотрит.

– Минут через пятнадцать, – бормочет в ответ.

Идет наверх принимать душ, а я стою у кухонного окна, гляжу, как волны накатываются на песчаный берег и с шипением уползают обратно. Стараюсь ни о чем не думать.

Пол наконец приходит, усаживается за стол, я подаю еду и сажусь напротив. Потом сама подношу вилку ко рту и понимаю, что не смогу проглотить ни кусочка: мышцы лица одеревенели, зубы словно чужие.

– Может, все-таки расскажешь, откуда у тебя это?

Услышав его голос, я вздрагиваю и роняю вилку:

– Матушка Орлы постаралась.

– Она что, приезжала сюда?

Киваю.

Пол наклоняется через стол и осторожно касается пальцами моей щеки:

– Господи, вот это удар…

Он встает, подходит ко мне, поднимает со стула и разворачивает лицом к свету:

– Почему меня не позвала?

– Боялась, что ты бог знает что подумаешь… – Я умолкаю, голос не слушается. Потом пробую снова: – Мол, так мне и надо.

Он стискивает зубы, потом едва заметно улыбается. Улыбка его печальна.

– Нет, я так не считаю.

Он гладит меня по голове, потом ладони его скользят по моим плечам и рукам.

Меня сразу охватывает дрожь, и я принимаюсь плакать. Молчу, лишь слезы текут по щекам.

– Пол, – говорю наконец, – прошу тебя, скажи, ты простишь меня? Могу я хоть надеяться?

– Можешь… – Он тянет меня к себе, прижимает к груди. – Надо только подождать, Грейс, потерпи немного.

Господи, неужели я не ослышалась? Я уже совсем потеряла надежду. Едва дышу, боюсь, вдруг он передумает и оттолкнет меня. Но нет, этого не происходит. Еда забыта, он тянет меня наверх. Мы ложимся в постель. Он обнимает меня, и мы начинаем говорить. Я признаюсь, что очень сожалею обо всем, что было, что очень люблю его, очень хочу все исправить, чтобы между нами все стало по-прежнему, что я буду стараться, главное, чтобы наша семья снова была счастливой.

За несколько дней до нашего отъезда в Мельбурн мы идем на вечернее представление «Ромео и Джульетты». На лице у меня остался след синяка, но я делаю все, чтобы замаскировать его. Заезжаем за моими родителями и Эдом и отправляемся в Сент-Эндрюс смотреть спектакль. Когда поднимаемся по лестнице в актовый зал, Пол держит меня за руку. Мы сидим во втором ряду, прямо напротив сцены. Пол с одной стороны, мама с другой, а я между ними.

Прямо перед началом представления папа вспоминает, что забыл в машине очки. Я беру у Пола ключи, спускаюсь в вестибюль. Мимо пробегают последние опаздывающие. Нахожу в машине папины очки, спешу обратно и вдруг сталкиваюсь с Моникой и Юаном. С тех пор как погибла Орла, я не видела их и не разговаривала с ними.

Проходит несколько неловких мгновений, пока мы оценивающе разглядываем друг друга. Моника выглядит поразительно хорошо: и прическа, и макияж, и прекрасный брючный костюм с накрахмаленной белой блузкой. Она держится за руку Юана с таким видом, что кажется, без нее он давно упал бы. Лицо Юана неестественно напряжено. Похоже, он несколько дней не брился, челюсть его дрожит. Не знаю, как они ведут себя дома, когда их никто не видит, но на публике Моника держит себя так же, как и Пол. Она, конечно, во всем на стороне Юана, во всем служит ему опорой, отметает все досужие сплетни и отбивается от не в меру любопытных соседей. Я не знаю, известно ли ей о нашем романе, но если она что и знает, то виду не показывает.