Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители - Монах Лазарь (Афанасьев)

пустынь, которая Михаила так поразила благолепием и молитвенным духом, что он решил остаться в ней. Однако старец Леонид благословил его идти в Киев и потом домой и там ожидать, когда Господь укажет ему, как поступить. Потом, из дома, Михаил и те же его товарищи 10 января 1837 года ушли тайно, и снова — в Оптину. Старец Леонид еще поиспытывал их: велел идти в калужские монастыри, потом в Николаевский Малоярославецкий, потом в Троице-Сергиеву Лавру, а тогда и возвратиться сюда. По возвращении в Оптину они были оставлены на послушаниях и тем самым началась их монастырская жизнь.

В Оптиной пустыни Михаил трудился в кухне, потом пел на клиросе, вскоре стал уставщиком. Через некоторое время старец Леонид послал Михаила, а с ним его брата, послушника Николая, в Болхов испросить прощения и благословения у родителя и взять увольнение от общества. Встреча оказалась радостной: прощение и благословение были получены. 14 апреля 1839 года Михаил был зачислен в братию, а 11 октября 1840 года пострижен в рясофор, 17 ноября 1847 года состоялось пострижение его в мантию. 17 апреля 1848 года — уже отец Моисей — был рукоположен во иеродиакона, а 19 июня 1855-го — во иеромонаха. 22 августа того же года он назначен был владыкою Григорием, Калужским епископом, в настоятели Тихоновой пустыни. Старец Макарий и настоятель архимандрит Моисей ободряли его, напутствуя советами и благословением. В Тихоновой пустыни иеромонах Моисей начал труды по украшению обители, начиная с храмов, и вскоре решил утвердить новый для этой обители образ монашеской жизни — под руководством старца. Но не было главного — старца, и Оптина пустынь не могла ему в этом помочь. По совету старца Макария он выбрал из братии одного благоговейного и начитанного в Писании и отеческих трудах инока, представил его к рукоположению во иеромонаха и поручил ему принимать братию, наставляя ее пока не от себя, а от отеческих писаний. Старец Макарий одобрил выбор, но сказал, что «много горя тебе от него будет».

Со временем отец Моисей терял своих руководителей: умер отец Леонид, потом и отец Макарий, — стал он относиться к архимандриту Моисею, но и того чреда пришла… Начались и искушения: он перенес тяжелую болезнь и едва не умер. А потом поставленный им «старец» начал некую борьбу против него, написав с некоторыми братьями на него жалобу к Преосвященному, будто отец Моисей морит голодом монахов… Однако владыка быстро разобрался во всем и увидел духовную высоту настоятеля Тихоновой пустыни. Он назначил его благочинным всех монастырей епархии. А затем появился в обители и действительно духоносный старец — иеромонах Ефрем, избранный в 1867 году духовником братии. Нестроения кончились. Настоятель и духовник делали одно дело в полном согласии друг с другом.

В дальнейшем отец Моисей много потрудился в возведении храмов, корпусов для братии, гостиниц, построил и больницу со своим же храмом. Скончался он 4 ноября 1895 года с молитвой Иисусовой на устах, которую и творил всегда неустанно359.

Глава 22. Старцы Анатолий (Зерцалов) и Иосиф (Литовкин)

После кончины старца Амвросия многие шамординские сестры стали скорбеть, и дьявол начал их бороть искушениями, особенно помыслами и унынием. В это время много их утешал и успокаивал их духовник отец Анатолий (Зерцалов). Много труда он понес ради сестер, хотя не имел больших сил и уже чувствовал приступы нездоровья. Он ехал в Шамордино во всякую погоду и даже во время разлития реки, подвергаясь опасности простудиться или утонуть… Не мог он оставить сестер без духовной беседы, исповеди и Святого Причастия. «Никогда не оставлю Шамордина, — говорил он, — и своих духовных чад. Старец Амвросий дал мне послушание, и я никогда не откажусь от него».

Любящая душа отца Анатолия касалась в шамординской обители всего, до последней мелочи. Ничто не ускользало от его внимания. Для каждой насельницы он находил нужное слово, иногда краткое, которым вносил в души мир, тишину и ревность о спасении. С детьми шамординского приюта он ходил на прогулки, беседуя с ними, позволяя им и порезвиться. «Молодое деревцо нужно окапывать и поливать, — писал он, — иначе оно засохнет. Так и юная душа, отстранившись от родных и не видя утешения ниоткуда, может прийти в уныние». И нелегко ему было: он с молодых лет страдал головными болями, и тут — как поскорбит о чьих-нибудь грехах, поболеет душой за другую душу, так и опять голову ломит… Он, однако, не считался с этим и не показывал виду, что чувствует боль.

Случалось, что кто-нибудь невольно досаждал ему чем-то и порой сильно огорчал. Батюшка, если видел, что это произошло по неопытности того человека, не сердился и прощал, особенно когда при этом было и чистосердечное раскаяние от обидчика. Прощал он и тем, кто сознательно причинял ему неприятность, но с такими уже не было у него обычной его теплоты отношений. Если же и эти смирялись и просили прощения, старец возвращал им свою любовь. Он был милостив. В житии его отмечается его любовь и ко всему живому, что создал Бог, например — к птицам. Зимой он всегда выставлял за окно своей келии кормушку, в которую насыпал семян или крошек хлеба. Уезжая в Шамордино, он набирал скитских цветов — и у себя в вазочке ставил, и сестрам дарил.

Расскажем, однако, о начале жизни старца Анатолия. Село, где он родился, где служил в храме великомучеников Никиты и Георгия Победоносца его отец, диакон Моисей Петрович Копьёв, находилось в Калужской губернии, недалеко от Пафнутьев-Боровского монастыря. Отец диакон и супруга его, Анна Сергеевна, имели крестьянское хозяйство и совершали весь круг сельских годовых работ, как и прочие жители села. Первенец их, сын Алёша (будущий старец Анатолий), родился 6 марта 1824 года. Детство и отрочество его, как вспоминал он, было весьма счастливое, истинно русское и православное: с ранних лет он в храме, в поле с родителями, видит пахоту, сев, уборку хлеба, покос на лугах, труды родителя возле ульев на домашнем пчельнике, на богомолье с родителями в монастырях Калужской епархии — Пафнутьев-Боровском, Лаврентьевском, Оптиной пустыни и часто — в Троице-Сергиевой Лавре… Отрок рано обучен был церковнославянскому чтению, Часослов и Псалтирь были его любимыми книгами. Когда у него появились сестры (их было пятеро), он и их учил всему, что сам узнавал.

Родители по-доброму воспитывали его, а это не исключало и наказаний, которые были необходимы в раннем его возрасте за