Жиголо - Сергей Валяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как говорится: по барабану и палочки, — примирительно проговорил я. — Люди отдыхают.
— Отдыхают? — передернула плечами.
— Сейчас будет выступать великий Гоу, — сказал я и захлопал в ладони: к роялю спешил упитанный и чуть притомленный мужчина, похожий на бюргера.
Он поклонился публике, сел за белый рояль.
Полонез! Маэстро играл шопеновский полонез, и без всяких сомнений, его руками водило по клавишам Божественное провидение. Потом раздался последний аккорд — и публика забушевала:
— Гоу-Гоу-Гоу!
Маэстро, сдержанно поклонившись, удалился за кулисы.
А между столиками шел вальяжный Хозяин ресторана. Одет был во всем белом. Более того, Хозяин был альбиносом и его алебастровые глаза таили зашифрованную опасность.
— Ну-с, друзья мои! Как наш праздник! — наступал, потом сел за столик, по-хозяйски осмотрел Анну. — Вы прелестны.
— Спасибо, — улыбнулась любимая.
— Как вам мой великий Гоу? — спросил Хозяин. — Я всегда чувствую великих. Я открываю звезды и новые миры, — похлопал меня по плечу. Догадываешься, о ком речь?
— Трудно догадаться, — неприятно хихикнул я.
— Публика любит музыку… — начал было разглагольствовать Хозяин.
Анна прервала его:
— Во время приема пищи, — и поправилась. — Во времена приема пищи.
— Что? — обиженно вскричал Хозяин. — Между прочим, музыка — это шум, который дорого стоит, — полномочным взглядом обвел свой ресторан. — За все надо платить, господа! — Указал на жующую публику. — На сытый желудок всякий музыку любит! — И снова хлопнул меня по плечу. — И вашему брату сладкий кусок достается, не так ли?
Я неопределенно пожал плечами и спросил:
— Можно встретиться с великим Гоу?
— А почему бы и нет, — оживился мой работодатель. — Хотя могу откровенно сказать: невыносимый характер. Фантазии всякие, — выразительно покрутил пальцем у виска.
— Любопытно, — сказал я на это. — Кто слишком высоко взял, тот не закончит песню.
— Вот именно, — фыркнул Хозяин. — Или закончит фальцетом. — И сделал широкий жест в сторону кулис. — Прошу!
За кулисами наблюдался привычный мир балагана, непостоянства, декламаций и нахальства. Сновали нагие девушки варьете. Тайком курила старая клоунская чета. На декорациях спал молодой художник-гей. Капризничал тенор.
У дверей гримерной мы остановились. Хозяин постучал в косяк:
— Гоу! — и открыл дверь.
Гримерная была буквально завалена цветами. Казалось, что слой цветочной массы, как сено, покрывал весь пол. У столика сидел уставший бюргер. Увидев нас в зеркалах, он плаксиво вскричал:
— Ну вот!.. Сколько просить: без стука не входить!
— Мы стучали, — заметила Анна.
— Стучать тоже надо уметь, милая моя, — сказал старый тапер со значением. — У нас общество людей, умеющих стучать. А о душе мало кто думает.
— Не умничай, Гоу, — вмешался Хозяин. — Ты же знаешь, я не люблю этого.
— Он не любит! — взвился великий Гоу. — Да, ты кто такой! Ты — червяк передо мной! Я из ничего создаю что-то, то есть музыку! А ты?
— А я создаю тебя, — рявкнул Хозяин. — Но ты мне осточертел! Пошел вон!.. Думаешь, тебя некем заменить — ошибаешься, — указал на меня. — Я из него сделаю звезду! Он будет у меня гвоздем программы! Гвоздем сезона!
— Я не хочу быть гвоздем программы, — промямлил я. — И сезона тоже.
— Почему это? — вскинулся Хозяин.
— Потому, что и гвоздь сезона бывает ржавым.
Через несколько дней я лежал в комнате и смотрел в потолок. Я подписал контракт на работу в ресторане, несмотря на то, что не хотел его подписывать. Так получилось, что подписал, и теперь лежал в комнате с больной душой и думал о чем-то своем. Потом появилась Анна, она была в вечернем платье:
— В чем дело, любимый? — удивилась. — Мы уже опаздываем.
— Куда?
— Прекрати издеваться, — погрозила пальцем. — Твой фрак готов, маэстро Хоу!
— Хоу — собачья кличка, — сказал я. — Мы теряем души и нас называют, как собак.
— Прекрати, — топнула ногой Анна. — Надо было раньше думать.
— Я вот и думаю: не послать ли к черту этого Хозяина, этот город, этот мир… — Почему ты это хочешь сделать?
— Скучно так жить, родная, — признался я. — Жить без души.
— А без мозгов весело? — заплакала.
— Не плачь, — поцеловал теплую отмель её глазниц. — Великие платят за искусство жизнью, маленькие зарабатывают на жизнь.
… И я играл — я был мертвый, но я играл, как живой. Играл нечто вульгарное. Меня объявили гвоздем сезона и я бил по клавишам со всей ненавистью, на которую только был способен. И пот слепил мне глаза. Или это были слезы? Не знаю. Я знал лишь одно, пока я играю, я живу. Когда музыка закончится, моя душа уплывет в небесный океан, потому, что души гениев не хотят жить в грудных клетках маленьких людей.
Через несколько дней или, быть может, лет я бродил по парку. Там были деревья, они были чужие, но тоже ветвями петляли в небо.
Потом увидел автомобиль — это было хромированное чудо с белым кожаным верхом. Полудрагоценный реликт катил за мной. На его заднем сидение возлежал Хозяин и пил из бутылки молоко. Я приблизился к авто и спросил недружелюбно:
— Ну? Чем могу служить?
— Прелестно, — хохотнул Хозяин. — Я несу убытки из-за вас, молодой человек, а вы меня ещё спрашиваете?
— Я больше не буду играть, — сказал я. — Рву контракт.
— Вот как! — воскликнул Хозяин. — Почему, смею спросить?
— Не знаю.
— М-да, ответ артистический, — засмеялся.
— Ну, во-первых, я не хочу выступать после великого Гоу, во-вторых, я дирижер, а не тапер…
— Дирижером, голубчик, ты был т а м, — кивнул в сторону горизонта, размытого прошедшим дождем, — а здесь ты именно тапер, но без души. Душу ты заложил мне!
— Нет! — закричал я в ужасе.
— Да-да, — смеялся Хозяин моей жизни. — Ты есть пустое место, маэстро.
— Нет!!!
— Ты есть ноль!
Я попятился и побежал прочь от авто и Хозяина, прочь от сытой жирной бюргерской жизни, прочь от мира, где музыку держат за шлюху…
Я бежал, хватая влажный воздух ртом, и все равно задыхался. Было такое впечатление, что сердце не выдержит и лопнет, как детский воздушный шарик.
Потом я шел по чужому городу, а мне казалось, что иду по бесконечному туннелю, который никогда не закончится. Боковым зрением видел мелькающие картинки своего прошлого: вот я сижу на теплой крыше и вгрызаюсь зубами в яблочный шар, вот я первый раз дирижирую оркестром, вот я целуюсь с Анной в подъезде, вот моя волшебная палочка вонзается в глаз офицера…