Наркоза не будет! - Александра Сашнева

— А так… Мне по фигу. Я не иду по Пути. Мне просто по приколу иногда это делать. Это называется — широ. Короче по-русски бестолочь. Ну все. — он замахал руками. — Коша! Уходи! А то я разозлюсь! Я зайду попозже к тебе, если успею дописать. Иди. Тебе еще нужно пройти дорогу в тысячу миль.

— Что это? — напряглась Коша.

— Дорога в тысячу миль начинается перед твоими ногами. Лао Цзы, — пояснил Роня. — Есть люди, у которых на любу написано, что перед ними дорога в тысячу миль. У тебя написано. Иди!

— Ну и ладно! — сказала Коша и поплелась по своей дороге в тысячу миль.

* * *

Коша стала посреди комнаты и огляделась. В приливе энтузиазма решила начать новый холст. Чистых не было. Поэтому она перебрала то, что было уже начато и, выбрав самый неловкий, решительно выдавила не него церуллеум, белила и стронцианку.

В состоянию близком к трансу, пыталась вызвать светящийся Нарвский берег. Получилась какая-то путаница — тонкая фигурка Чижика с пистолетом, белесый песок, пронзенный листочками осоки и усыпанный персиками, лохматая собака со стариком на фоне моря, узорчатый обрез волны и палочки плавней, упрямо складывающиеся в римские цифры и птица, одиноко парящая в зените.

Внезапно стало темно. Вернее — Коша внезапно это поняла — она перестала различать цвета на палитре.

— Э-э-э! Батенька! — сказала она неизвестно кому и отложила кисти.

Сладко потянулась, как человек, который сделал трудное, но красивое дело, и может теперь собой гордится. Плевать, что Валек и ему подобные не хотят с ней по-честному. Она не для этого рисует. Она рисует мир. Как она нарисует — так все и будет! Только надо в это поверить.

Она поднялась, стала посреди комнаты и мысленно толкнула стену.

Внезапно поднялся сильный ветер. Девушка оглянулась. За окном уже был поздний вечер. Полная желтая луна на фоне темнеющего неба тревожно выглядывала из-за крыши соседнего дома. Вспышка молнии. Моргнуло электричество. Далекий раскат. С грохотом распахнулось окно. Клочья газет и оборванные порывом ветра листья возбужденно взмыли над асфальтом и покатились в сторону Большого проспекта шумной суетливой толпой.

Показалось, что пробежала черная собака. Коша мотнула головой, и собака пропала.

Коша высунулась в окно — наэлектризованный воздух стремительной струей потек в легкие, вызывая беспричинную радость, от которой хотелось орать и прыгать. Она выскочила в окно и побежала под тугими струями, с силой отталкиваясь босыми ногами от асфальта.

Небо снова вспыхнуло коротким замыканием и с грохотом покатилось за горизонт, как будто весь город и залив с кораблями стоял в кукольной коробке в детской комнате, где расшалившиеся дети уронили с полки гору тяжелых книг.

Коша сама не знала, куда ее несет. Она громко кричала и бежала. Лужи расплескивались под ударами ступней. Мокрая майка плотно и бесстыдно облепила возбужденное похудевшее тело. Ливень хлестал так, что за стенами воды дома размазывались, а впереди в конце проспекта виднелось уж совсем неопределенное месиво размытого света фонарей, редких освещенных окон и витрин. Ни одного человечка не было на проспекте, только однажды ее обогнала черная машина. И странное бледное лицо глянуло на нее сквозь стекло. Но она не обратила внимания.

На набережной напротив Петропавловки Коша остановилась, и только сейчас до нее дошло, что с городом творится что-то необыкновенное. На противоположной стороне тоже не было ни одного человечка. Нева бушевала, высоко взбрасывая неуклюжие тяжелые волны, которые толпились в загоне набережных, точно бестолковое стадо овец. Даже горящих окон было буквально по пальцам пересчитать. Ливень становился все сильнее и сильнее. Однако Коше даже не пришло в голову идти домой. Она решила, что до дома Черепа уже недалеко, поэтому лучше пойти туда.

Коша помнила, как тот опускал завернутый в бумажке ключ в почтовый ящик и понадеялась, что если того нет дома — ключ окажется там.

Она побрела, разгребая теплую воду луж ногами.

В доме Черепа не горело ни одного окна. Коша на всякий случай кинула камень в отрытую створку — безрезультатно. Поднялась по лестнице, мимо занудного призрака и заколотила в тяжелую дубовую дверь. Студент захихикал и закашлялся. Черепа не было. Не оказалось и ключа в почтовом ящике. Она запустила туда руку по локоть, но безрезультатно. Только оцарапала палец. Облизывая ранку, она снова вышла на улицу. Ливень не утихал. Воды на асфальте было уже по щиколотку.

(Рита)

Следующая глава выглядела очень странным образом. Между абзацами иногда были вклеены кусочки, написанные, судя по цвету бумаги, намного позже. Рита подняла голову.

Коша без конца перекладывала вещи, стараясь уложить их в пакете как можно компактнее. Скорее это было своего рода терапевтическое склеивание коробочек, которым приводят в себя психов в дурках.

— Е-Кош! — окликнула Рита девушку.

Коша вздрогнула и подняла глаза.

— Я не могу понять, — продолжила Рита. — Это что за вклейки?

— Ну это… — Е-Кош замялась. — Мне потом про эту историю рассказала одна девушка, и я с ее слов дописала, как бы паралельным монтажом. Хотя я сама этого не видела. Возможно, что она врет. Ну и кое-что я сама… додумала. Я не совсем придумала и не нафантазировала. Скорее догадалась.

— Догадалась, — передразнила Кошу Рита. — Что за девушка?

— Ну… — Коша замялась. — Там потом написано. И там еще есть вклейки. Это то, что я по рассказам восстановила. Хотя, возможно, все было не так… Возможно.

— А где Роня? А ты где была?

— По каким-то делам умотал… А я в душе была, потом у парней на четвертом… Я боюсь из общаги выходить. У меня параноя.

— Ага… — кивнула Рита и снова принялась бороться с кошиным почерком.

(вклейка)

В особняке на Каменном острове, за высоким бетонным забором, сквозь густые заросли кустарника тускло просвечивало окно. В большой комнате за круглым столом сидело тринадцать адептов черной магии. Это были странноватые молодые люди одетые в черную, очень аккуратную одежду. У некоторых были на руках серебряные перстни. Все были необыкновенно худы. Они молча ждали, стараясь скрыть друг от друга волнение. Подле одного из них (бесцветного альбиноса с острым большим носом и красными радужками безрисницых рыбьих глаз) на столе стоял медный спортивный кубок с отодранной эмблемой, вместо которой было кое-как припаяно изображение козла; антикварный кинжал с позеленевшей бронзовой рукоятью; Библия и белый бумажный пакет. В коридоре в клетке для перевозки живности тоскливо томился черный кот, в ванной комнате сбривала последние волоски с ног совсем юная рыжая девушка. Маленькие грудки стыдливо венчали розовые бутончики сосочков. Ей помогала ослепительная черноволосая женщина лет тридцати. Девушка учащенно дышала и постоянно смотрела на себя в зеркало, поглаживая руками то грудь, то бедра.