Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Центурион двинулся к выходу. Он давно привык к убийствам и разврату. Он ожесточился сердцем, участвуя в кровавых оргиях императора. Однако теперь, глядя на обезглавленное тело обнажённой женщины, Луп почему-то вспомнил о ласковой матери и о юной девушке Лавинии, на которой вскоре ему предстояло жениться.
— Постой! — напоследок окликнул солдата Калигула. Император брезгливо дотронулся до мёртвой головы и задумчиво прошептал: — Я хочу знать, что она почувствовала в последнее мгновение! Боль, смешанную с наслаждением?! Хотел бы я умереть вот так, посреди удовольствия!.. Какая смерть ждёт меня?
Гай отошёл к окну. Он сел на складное кресло, обитое красной кожей с тиснениями в виде римских орлов. Обратив зеленые глаза к бледной луне, император грезил о Юлии Друзилле и о смерти.
* * *
Юлий Луп шёл по пустынным переходам дворца. Отрезанная голова с искажённым обескровленным лицом мерно покачивалась в такт шагам.
«Твоё безумие послужит причиной твоей смерти!» — зловеще улыбаясь, думал Луп.
Он вошёл в караульное помещение тяжёлой поступью. Преторианцы заметили его угрюмый вид и ненормально расширенные глаза.
— Случилось что-то, центурион? — отхлебнув из бутылки горькое вино, осведомился Грат, молодой темноволосый кремонец.
Вместо ответа Луп бросил на грязную дубовую столешницу отрубленную голову.
Солдаты отпрянули.
— Проклятье! — выругался Грат, от неожиданности расплескав вино.
Галерий, земляк Грата, вытащил из ножен меч и осторожно поддел им чёрные спутанные волосы несчастной патрицианки.
— Это женщина, — уверенно заявил он. — И похоже, из знатных. За что ты её так, Луп?
Центурион плеснул в стакан вина и выпил до дна, не переводя дыхание.
— Приказ императора, — кратко пояснил он.
— Жаль. Красивая… — протянул кто-то, разглядывая искажённые смертью черты.
— Что она совершила? — донёсся из угла голос Кассия Хереи. Трибун, сидя на деревянной лавке, чистил лезвие меча.
— Ничего, — передёрнул плечами Луп. — Её муж накануне спас жизнь императору.
Преторианцы замолчали. Можжевёловые факелы, прикреплённые к стенам, бросали оранжевые блики на их лица. Остекленевшие глаза Марцеллы отражали блеск огня. Солдатам казалось, что мёртвая голова осуждающе смотрит на них.
— Убери её, центурион. Смотреть противно, — не выдержал Грат.
— Куда я её дену? — раздражённо огрызнулся Луп. — Не собакам же выбросить?! Завтра утром отнесу мужу.
Кассий Херея окончил чистить меч. Погляделся в лезвие, словно в зеркало, прокашлялся и сказал:
— Гай Цезарь велел мне немедленно выехать в Эфес, чтобы убить наместника Кассия Лонгина. Сегодня был казнён Марк Лепид. Чья очередь завтра?
— Что делать? Император приказывает, мы подчиняемся, — передёрнул плечами Луп.
Херея метнул на него быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей.
— Если цезарь прикажет казнить твою мать? Или сестру? Или жену? Тоже беспрекословно подчинишься?
Мужчины разом отвернулись от головы. Каждый представил себе на месте Марцеллы дорогую сердцу женщину.
— Гай Калигула сошёл с ума! — предварительно оглянувшись, понизил голос Херея. — Долго ли нам терпеть его?
— Тебе-то что, трибун? — сухо заметил Галерий. — У тебя нет ни жены, ни сестры, ни дочери.
— А он ненавидит императора за глупые пароли! — насмешливо выкрикнул Грат.
Преторианцы захохотали, припомнив пароли, который Гай Цезарь назначал старому трибуну. «Баба», «Венера», «лупанар», «старая шлюха» и прочий бред. Херея, обозлившись, собрался накинуться на Грата с кулаками. Но передумал и грузно опустился назад на скамью.
— Дураки! — презрительно сплюнул он.
Преторианцам стало неловко.
— Прости, Херея! — раздались искренние голоса.
Он махнул рукой:
— Я не виню вас. Гай Цезарь не только меня — весь Рим оскорбляет! Пора положить этому конец.
Преторианцы неуверенно переглянулись. Они поняли, к чему клонит Херея. Трибун заметил их нерешительность и разозлился:
— Чего нам ждать? Чтобы завтра нас казнили по приказу Гая, точно так же как сегодня мы казним других?! Неужели вы забыли судьбу Макрона?
Луп, неловко переминаясь с ноги на ногу, заметил:
— Мы клялись охранять императора…
— …А он превратил нас в палачей! — резко прервал его Херея.
Преторианцы одобрительно зашумели. Трибун понял, что они наполовину убеждены.
— Убьём тирана, и Рим восславит нас, как героев! — с пафосом заявил он.
— Легко ли совершить убийство императора? — усомнился Юлий Луп.
— Нам — легко! — с улыбкой заверил его Херея. — Гай доверяет нам, ведь мы — его охрана!
— Необходимо продумать все мелочи. Кто займёт место Гая Цезаря? — не унимался Луп.
— Республика! — торжественно заявил Херея.
— Республика — красивое слово! — кивнул Луп. — Но как бы нам не вернуться в эпоху гражданских войн. Каждый честолюбивый патриций захочет урвать себе кусочек власти: стать диктатором, консулом или триумвиром. Когда власть принадлежит одной семье — живётся спокойнее.
— Пусть так, — раздражённо поморщился Херея. — Риму нужен цезарь? Дадим ему цезаря! Нахлобучим венец на голову первому попавшемуся дураку из семейки Юлиев и Клавдиев. Вот, к примеру, Марк Виниций чем не император? Молод, порядочен, женат на дочери Германика.
— Или Клавдий, дядя Гая Цезаря! Тихий безобидный старикашка! — подал голос Грат.
Солдаты засмеялись: бедный Клавдий прослыл неисправимым глупцом.
— Тихо! — прикрикнул Херея. — Или хотите, чтобы цезарь услышал ваш смех?
Посерьёзнев, он протянул вверх руку со сверкающим, начищенным до блеска мечом. Преторианцы столпились вокруг стола. Доставали из ножен короткие мечи и касались остриём оружия трибуна.
— Клянёмся! — шептали они, повторяя слова Кассия Хереи. — Убить Гая Цезаря, когда представится удобный случай!
— Клянёмся! — повторило эхо их слова.
Гай после казни Марка Лепида часто жаловался жене:
— Меня ещё недостаточно боятся, раз хотят убить!
Сердце Цезонии сжималось от страха: что будет с нею в таком случае? Но, опасаясь вызвать гнев Калигулы, она не советовала ему умерить жестокость.
— Пока на твоей стороне армия и преторианцы — нам нечего бояться! — отвечала она, успокаивая и его, и саму себя.
Гай все чаще вспоминал детство, проведённое среди солдат.
— Да, легионеры любят меня. Для солдат я всегда — Гай Калигула, их товарищ по оружию, — вздыхал он.