Негоциант - Владислав Жеребьев

— А я говорил, — Ярош прислонил мокрый платок ко лбу. — Говорил, что следует продвигаться по ночам. В движении можно согреться, а это чертово солнце грозит поджарить мои старые внутренности с самого утра.

— Ночью нам идти нельзя, — покачал головой Парус. — Можем не заметить трещину в земле, лошадь попадет туда копытом и сломает ногу. Факелы же привлекут к нам излишнее внимание. Надеюсь, мой добрый барон, вы не забыли, что постфактум все мы являемся иноземными захватчиками, вероломно вторгшимися на территорию противника.

— Да понимаю. — Ярош в сердцах ударил ладонь по бедру. — Чай, не дурак, чтобы не видеть очевидное, но все равно что-то внутри меня требует комфорта, отдыха и мягких перин.

— Стареете, Грецки, — хохотнул Амир. — А вон, кстати, и наш оазис. Предлагаю немного ускориться.

— Хорошо бы, чтоб оазис, — вздохнул я. — Это не степь, а самая настоящая пустыня. Барханов не хватает и верблюдов, зато всего остального тут предостаточно.

Жухлый хвойный лесок, притулившийся посреди обгоревшей травы и пыли, казался чем-то нереальным, больше похожим на мираж, но все-таки он был. Кони сами прибавили хода, будто почувствовав, что спасение от беспощадных солнечных лучей и вода где-то близко, и вскоре наш отряд вялой рысью въезжал под жалкое подобие крон.

— Тут и озерцо есть, — ахнул Парус и, соскочив с коня, бросился по направлению к видневшейся неподалеку глади воды.

Все стали спешиваться и снимать поклажу с уставших лошадей.

— Оставаться тут долго нельзя, — покачал головой хмурый Грецки. — Озерцо это, лесок, лакомый кусочек для любого кочевника. Бьюсь об заклад, что все конные отряды чумазых, находясь в этом районе, обязательно заглянут на огонек. Пополняем запасы, приводим себя в божеский вид и уходим от греха подальше.

— Не сгущайте краски, барон, — улыбнулся Амир. — Вокруг степь, выжженная, ровная, будто столешница, поверхность. Любой отряд, будь то передовая десятка или конный разъезд, мы без труда различим на горизонте, а вот они нас среди деревьев — вряд ли. В любом случае вы правы. Будем находиться тут, пока нам это позволяет время и благоразумие, после же выдвигаемся.

Второй день пути встретил нас пылевой бурей. Заставив лошадей лечь на землю и закрыв их морды мешковиной, мы сгрудились в образовавшемся убежище, закутали лица шейными платками и дожидались, пока пройдет ненастье. Бешеный злой ветер гнал стены из пыли и песка, поднимая и обрушивая мельчайшие частички почвы на наши несчастные головы. Пыль забивалась в малейшие отверстия, самые крохотные прорехи в одежде и обуви. В какой-то момент мне показалось, что я задыхаюсь и, смочив шейный платок набранной в оазисе водой, я только плотнее закутался в куртку. От этой напасти нельзя было ни сбежать, ни скрыться, и нам не оставалось нечего другого, как сгрудиться между боков ржавших от страха и стригущих ушами животных и безропотно дожидаться конца этого бедствия. В какой-то миг я стал понимать самих кочевников. Их суровые нравы, беспощадность к врагу и мерзкий характер. Особенности местности и непогода не способны были воспитать мягких и покладистых людей. Воины, не раз ходившие в набеги, пролившие много крови и носившие на своем теле рубцы и шрамы вместо орденов и медалей. Вот кто они, эти степные жители. Бесконечная борьба за существование, еду, одежду, кров и воду, вот то, что они ставили во главе угла, начисто лишенные прелестей жизни жителей лесного королевства.

Ничему не суждено быть вечным. Так и буря. Пошумела и прошла. Ветер наконец начал стихать, а горизонт прояснялся. Встав на ноги, я распрямил до невозможности затекшую спину и принялся стряхивать пыль с одежды. Что-то неуловимое, далекое и неясное вдруг привлекло мое внимание, и я принялся тщательно всматриваться в еще колышущееся пыльное море. Море, из которого, один за другим, замотав лица платками, выезжали низкорослые степные воины верхом на коренастых мохнатых лошадках.

— Господа, — я с трудом выплюнул из пересохшего рта попавшую туда землю, — кочевники, господа.

Подошедший ко мне Амир долго всматривался в ту сторону, куда указывала моя рука, а затем тяжело опустился на землю. Свинтив крышку с долбленой деревянной фляги и жадно припав к горлышку, старший советник сделал два больших глотка.

— Будем надеяться, что они нас не заметят или примут за своих. Пыли вокруг столько, что и в десяти метрах родную мать не узнаешь.

— Нас выдадут лошади, — покачал головой барон. — Слишком большие, статные, высокие.

Я поднес к глазам руку и еще раз посмотрел на медленно вытягивающийся из пылевого облака отряд. Десять, одиннадцать, двенадцать, колонна все тянулась и тянулась. Сколько их там? Сто? Двести?

— Господа, было приятно работать с вами.

— Мы все-таки попытались, — печально улыбнулся Амир. — На смертном одре мне не в чем будет себя укорять.

— Опять эти пораженческие разговоры. — Парус принял из рук старшего советника флягу с водой. — Давайте надеяться на лучшее. Ну с чего они могут подумать, что мы, скажем, не такие же кочевники, как они? Кому из королевства, в здравом уме и трезвой памяти, такой маленькой группой, придет в голову пересекать днем эту раскаленную сковороду?

Такое везение просто не могло долго продолжаться. Но даже и теперь неминуемая гибель от пылевой бури, сменившаяся не менее острым ощущением опасности от присутствия неподалеку крупного отряда кочевников, прошла стороной. Один за другим, будто молчаливые степные призраки, тридцать конных воинов вновь втянулись в бурю и исчезли в пылевых завихрениях, оставив на земле следы копыт.

Шаг за шагом, километр за километром, наш маленький отряд продвигался все ближе к конечной цели нашего абсурдного и невероятного путешествия, целью которого были досужие домыслы, загадки, древний реестр и мой плохой английский. На пятый день пути начала заканчиваться вода, так что рацион пришлось сократить до минимума, отдавая большую часть из бурдюков несчастным лошадям. Солнце беспощадно светило, выжигая траву и землю, и каждый предрассветный час, когда еще палящие солнечные лучи не устраивали этот температурный ад, я воспринимал как благословение свыше. Еще немного — и в Бога начну верить. Я начну, а он в меня нет.

Наконец, самый главный степной участок пути был пройден, и копыта лошадей ступили на мягкую рыхлую почву. Жухлая трава сменилась плотной густой зеленью, редкий искореженный кустарник превратился в весьма колючую, но тем не менее зеленую преграду, а затем пошли леса. Неделя пути позади. Что там творится в столице? Нас, наверное, уже хватились, и первые гонцы, не щадя лошадей, уже несутся на полных парах в сторону прибрежных районов, туда, где группа ученых под предводительством жадного и беспринципного миллиардера рыщет в поисках «Новой Гвинеи». И все это только для того, чтоб сообщить: негоциант пропал. Возможно, отсутствие Амира можно объяснить или как-то скрыть. Банус отнюдь не публичная фигура. Исчезновение Грецки со всей родней тоже вписывается в общую картину. Многие из знатных вельмож имеют привычку покидать по лету свои городские резиденции и отправляться в родные пенаты. Отсутствия Паруса, положим, вообще никто не заметит, за исключением родных и близких, но и они, погрузив свой нехитрый скарб на телеги, отбыли под сопровождением моих гвардейцев в тайное место, туда, куда должен прибыть Зимин со своими подручными.