Тайна Ребекки - Салли Боумен

Но хватит о Девлине. Слишком значительная фигура, мое перо не в силах описать, обрисовать его целиком, и он не уместится на страницах тетради. Он не всегда выступал таким глупым фигляром, точно так же, как и Маккендрик. Иной раз он претендовал на роль Просперо, а в другой раз – Марка Антония. У моего отца Девлина было сердце льва, и он сражался до конца. Но что бы тебе ни пытались внушить, мой дорогой, – его убили кредиторы. И долги.

Он не мог сказать мне правду в лицо. Ему было стыдно признаться, каким образом он позволил вовлечь себя в эти аферы. И, заперев дверь, он привязал веревку к крюку. Это произошло в тот день, когда он должен был выплатить свои долги.

В тот день, когда мне исполнилось двадцать один год, как я уже писала тебе. В день моего совершеннолетия. С тех пор я никогда не праздную своего дня рождения.

Все, мой дорогой, на этом я заканчиваю. Я подошла к последней странице тетради. И мне бы не хотелось заканчивать ее на таком печальном аккорде.

Пусть все призраки прошлого исчезнут. Нас с тобой ждет будущее. И мне хочется только одного: чтобы ты знал, как я дорожу тобой, как сильно люблю тебя. И сколько счастья ты принес мне в эти последние недели, когда я чувствовала в себе твое присутствие и строила планы.

Ты родишься в последние дни лета – самое чудесное время года. Наступят теплые погожие дни. Ты родишься в Мэндерли, в комнате с видом на море, и сразу услышишь его шум. Море… Мое море. Я буду нянчить тебя, заботиться о тебе и всегда смотреть на тебя.

И все плохое в себе я отброшу навсегда. Я стану лучшей матерью в мире, ты будешь купаться в любви, и я уверена, как только Макс увидит, он тоже полюбит тебя с первого взгляда. Ты станешь его долгожданным сыном.

Уже два часа ночи, а через три часа мы выедем с тобой в Лондон и уже будем в пути. Я заведу новую тетрадь и запишу туда все, что пропустила: некоторые из отцовских историй, кое-что про Макса. Я расшифрую тебе страницы моего замужества, как написанные для слепых, по системе Брайля.

Какая усталость вдруг навалилась на меня. Джаспер беспокойно смотрит своими печальными глазами, и мне кажется, он догадывается, что я собираюсь уехать. Он всегда чувствует это.

Занавески раздвинуты, чтобы первые лучи солнца разбудили меня. Будильник стоит у изголовья. Ты слышишь, как он тикает? Мне пора лечь и поспать немного, мой дорогой».

Какие это были жаркие дни, мой дорогой», – вспоминалось мне сегодня. Я сижу в саду и пишу письмо Тому Галбрайту. Очень трудно подобрать нужные выражения. А мне нужно описать, что произошло вчера, и еще многое другое. Чувства мои все еще в смятении, и я все еще продолжаю называть его «мистер Грей».

Только после того, как я перечитала дневник Ребекки, мне удалось преодолеть внутреннюю скованность. У меня такое впечатление, что он сумеет угадать, что некоторые мои интонации и предложения навеяны чтением ее записок. Он точно так же, как и я, понимает, что эта небольшая черная тетрадь – саркофаг, в котором хранится сердце Ребекки.

Я вынесла письменный столик в сад, где когда-то маленькая Ребекка пила чай с моим отцом и Элинор, которой тогда исполнилось двадцать семь лет, и с моей ласковой бабушкой, которую я уже не застала в живых. Справа от меня пышно цветут знаменитые гренвилские розы. Их ароматом пропитано все вокруг. И в таком красивом месте нельзя чувствовать себя несчастным.

Но печаль Ребекки перекинулась на меня, как заразная болезнь. И хотя уже прошло почти полтора месяца с тех пор, как я впервые прочла страницы ее дневника, грусть не покидает меня. Мне удается отогнать ее только на короткое время, а потом она снова незаметно подкрадывается и устраивается на облюбованном месте у меня в груди. Ребекка пленила меня точно так же, как много лет назад пленила отца. И все время я мысленно возвращаюсь к одному и тому же: догадывалась ли она о том, что вынашивает не ребенка, а свою смерть?

Пробежав глазами первые абзацы, которые я так стремительно написала, я обратила внимание на то, какой у меня разборчивый почерк. Не то что у Ребекки. Собственная аккуратность раздражает меня. Если я все же закончу это послание и отправлю его Тому, мне кажется, его заинтересуют в первую очередь те части, которые будут касаться описания поездки в Лондон. А что еще способно привлечь его внимание? Ничем не примечательные рассказы ничем не примечательной женщины, которая имеет весьма косвенное отношение к этой истории. До чего же мне надоело быть хорошей, примерной дочерью, невидимой и бессловесной тенью.

Боюсь, что дело кончится тем, что скомкаю эти бумаги, пойду на кухню и суну их в печь.

Кстати, Ребекка тоже в первый свой приход в Мэндерли чувствовала себя невидимкой. Только впоследствии, когда она снова встретила Максима, все изменилось. Жаль, что она не объяснила, каким образом ей удалось так измениться. Впрочем, красивой женщине это гораздо легче сделать.

После прохождения всех обследований в клинике под руководством доктора Латимера отец начал принимать новые лекарства и сейчас лежит наверху, отдыхает после обеда. Тетя Роза, которая приехала из Кембриджа, сидит в кабинете отца и вычитывает корректуру книги о трагедии якобинцев. Тема отличается от той, над которой она закончила работать, глава в словаре Вебстера – об эротизме смерти в Средневековье. На ее долю выпали описания способов убийства. Во время завтрака мы обсуждали кровосмесительные страсти между близкими родственниками, задушенными бриллиантовыми ожерельями, и о смертельно опасных поцелуях, пропитанных ядом. В статье перечислялось такое количество смертей, но они почему-то не поражали и не удивляли ее. Все то время, пока я писала письмо, Роза успела обнаружить ошибки, вынесла их на поля, и теперь статья превратилась в некое подобие египетского манускрипта.

Устав слоняться по дому, я решила прогуляться и остановилась возле Розы. Она, целиком погруженная в работу, заметила меня не сразу.

– Собираюсь пойти погулять с нашим псом, – сказала я. – Он так растолстел и обленился, ему полезно побегать. Я вернусь, когда папе надо будет приготовить чай…

– Иными словами, ты собралась в Мэндерли, – ответила Роза, не поднимая головы. – Не волнуйся, я не скажу Артуру, куда ты пошла. А что ты пишешь, Элли? И почему сожгла эти пять страниц? Если ты и дальше будешь так мешкать, то мистер Галбрайт вернется из Бретани раньше, чем ты успеешь закончить свои излияния.

– Ничего страшного, – ответила я. – Если я не успею закончить до его возвращения из Бретани, то всегда смогу написать ему в Кембридж. Вернувшись из Франции, он не останется в Керрите, а сразу направится в Кембридж. Как я тебе уже говорила, он сдал свой коттедж. И я не изливаю ему свою душу.

– Он уже подвел черту. Его поиски самого себя окончены. И тебе тоже пора определиться.

– Спасибо за совет, Роза.

– Мне понятно, как тебе сейчас трудно, – сказала она, перевернув страницу, – но вряд ли отцу принесет пользу твое беспокойство из-за него. А вот, пришпилив мистера Галбрайта или еще кого-нибудь, ты бы…