Если небо молчит - Дмитрий Герасимов

Юрик страдальчески зажмурился.

– Я вас уважаю, – простонал он. – Я считаю вас… героем. Вы настоящий… Робин Гуд.

– Я – Бог, – поправил гость, перенося всю тяжесть тела на сапог.

– Да!.. Да!.. – Парень взвыл от боли. – Конечно, вы – Бог! Я всегда завидовал «псам» – их бесстрашию и неуязвимости!.. Я сам хотел бы стать таким, как вы!..

– Но у тебя кишка тонка, верно? – оскалился мужик. – Все хотят быть Богом, но не всем дано. – Он вдруг отступил, опустил ружье и, подхватив его за ремень, протянул Юрику. – На, дерзай!

Тот испуганно заморгал.

– Бери винтарь, сморчок! – приказал незнакомец. – Посмотрим, что ты можешь.

Парень поднялся на ноги и неуверенно принял из его рук карабин.

– Целься вот сюда, – мужик приставил ствол к своей груди. – Дави на курок, художник. Ну!

Юрик плаксиво скривил рот.

– Что вы?.. Зачем?..

– Ты хотел быть Богом! Тогда – стреляй! Стреляй, слышишь?

Парня трясло, как в ознобе. Ружье в его руках ходило ходуном.

– Стреляй, мразь! – орал незнакомец. – Убей Бога, и сам станешь Богом! Это ведь просто! Нажал на спуск, и понеслась дуняха в ад! Ну же!

Юрик покачнулся, опустил карабин, рухнул без сил на колени и зарыдал.

– Я… не хочу… быть Богом… – Его поникшие плечи сотрясались от всхлипываний, а слезы текли по щекам и, не вытираемые, падали на грязные сапоги бандита. – Отпустите меня… Пожалуйста…

– Наложил в штаны? – презрительно скривился тот. – Знаешь, что я тебе скажу, говнюк? Убить Бога или по крайней мере попытаться это сделать – по зубам только очень сильному человеку. Или тому, кто дошел до отчаяния и больше не верит ни в справедливость, ни в удачу. Я сам таким был. И я смог стать Богом. – Он схватил парня за шиворот и рывком поставил на ноги. – А ты – слаб. Наверное, еще веришь в добро или в удачу.

Юрик уже не всхлипывал. Он безвольно опустил руки и только вздрагивал от звука голоса своего мучителя.

– Я тебе докажу, слюнтяй, – продолжал тот, – что на свете нет ни первого, ни второго. Нет справедливости, и добра тоже нет. Есть только ты и говенный мир. Либо ты управляешь им, либо он растирает тебя, как плевок на ладони.

Незнакомец потянул его за ворот:

– Пошли со мной, художник. У тебя золотые пальцы…

Юрик послушно засеменил к лесу, подталкиваемый в спину прикладом карабина.

Обе фигуры пересекли полянку и скрылись за раскидистым ельником. В густых ветвях мелькнул на миг полосатый джемпер и тут же исчез. Где-то скрипнула сухая сосна, ахнула потревоженная птица, и все стихло.

Маргарита, пошатываясь, вышла из своего укрытия, машинально стащив с веревки влажную простыню и бросив ее на землю, поднялась по ступенькам крыльца и перегнулась через перила, содрогаясь от приступа рвоты.

Худой зубастый пес враждебно наблюдал за ней с дубовой дверной доски.

Светка лежала на спине, нелепо подогнув под себя левую руку и широко раскрыв мутные, косящие в сторону глаза. Рот приоткрыт – некрасиво, как у пластмассовой куклы, и в нем не хватает двух передних зубов. Спутанные волосы испачканы чем-то черным и липким, похожим на смолу. В окоченевших пальцах зажат пистолет – с отброшенным затвором, стальной, очень похожий на тот, игрушечный, что много раз служил Светке «приправой» к любовному блюду. Только этот был настоящим…

Максим уронил фотографию на стол и спрятал в ладонях лицо.

– Это ужасно…

– Выстрел произведен в рот, – пояснил Блатов. – Пуля вышла наружу, раздробив затылочную кость. На стене и на плинтусе, как видите, остались следы мозгов.

Танкован резко убрал руки от лица.

– Вам доставляет удовольствие рассказывать мне такие подробности? – вспылил он. – Вы садист, что ли?

Рыжий оперативник внимательно наблюдал за его реакцией.

– Наш клиент очень чувствительный. – Он, усмехнувшись, повернулся к следователю. – Совсем недавно морщился, слушая про отрезанные яйца своего друга. Теперь шибко переживает за мозги своей невесты. Забавно для человека, который постоянно находится в эпицентре убийств и жестоких расправ.

– Действительно, – покачал головой следователь – уже знакомый Максиму коротышка с бледным, веснушчатым лицом и пухлыми розовыми губками. – Вас не удивляет, что вы все время проходите свидетелем по кровавым делам? Не удивляет, что львиная доля преступлений во всем Южном административном округе совершается именно против ваших близких?

– Удивляет! – раздраженно бросил Танкован. – И что это доказывает?

– Ничего не доказывает, – пожал плечами следователь. – Пока только – удивляет. И вас, и нас.

Максим посмотрел на часы. Разговор явно не клеился. Вот уже полтора часа он сидит в чистеньком, пахнущем краской и новой мебелью кабинете следственного отдела, а ему еще не задали ни одного толкового вопроса. За голыми окнами без занавесок и жалюзи висел сиреневый сумрак. В комнате было накурено, и у Танкована першило в горле от запаха краски и сигаретного дыма.

Следователь сидел за широким столом, липким от свежего лака, и мастерил из бумажного листа кораблик. Пепельница в виде худющего негра, оттягивающего обеими руками на животе широкие штаны, была переполнена окурками. В кабинете кроме стола, высоченного шкафа и дюжины стульев еще стоял современный сейф, а на нем – музыкальный центр с нервно моргающим эквалайзером. На стене с жидкими обоями висела черная плазменная панель Panasonic.

Рыжий Блатов досмолил очередную сигарету, впихнул ее в штаны афроамериканцу и шумно зевнул. Максим посмотрел на него с отвращением и вновь повернулся к следователю:

– Простите, как вас?..

– Пал Палыч, – важно ответил тот. – Как Знаменского… Смотрели «Следствие ведут знатоки»?

– Позвольте спросить, Павел Павлович, а чего мы ждем? – Танкован нетерпеливо передернул плечами. – Сидим, теряем время. Ни объяснений, ни протоколов, ни допросов…

– Сейчас все будет, – весело пообещал оперативник. – По полной программе. И лампа в глаза, и гвозди под ногти.

– Мы ожидаем некоторые документы по делу, – объяснил следователь, бросив на коллегу неодобрительный взгляд. – И тогда, возможно, у нас появятся к вам дополнительные вопросы.

– Дополнительные? – удивился Максим. – Вы до сих пор никаких не задавали. Только фотографии показывали, – он мрачно кивнул на разбросанные по столу снимки, – и с непонятным воодушевлением рассказывали мне про мозги…

Блатов встал, прошелся по комнате и вдруг, остановившись у него за спиной, наклонился к самому уху:

– А спрашивать пока нечего. Все, что нужно, мы и так знаем.

– Что вы знаете? – Танкован удивленно поднял голову.