Жар предательства - Дуглас Кеннеди

Значит, рано утром, пока я спала, Бен Хассан, вероятно, позвонил своему человеку в полиции и сообщил, что я нахожусь у него дома, но попросил не беспокоить меня, пока я не встану и не приведу себя в порядок. Тем временем о том, что я нашлась, уведомили консульство США, и машина марокканских властных структур завертелась: была быстро состряпана удобная версия событий и все подготовлено к тому, чтобы завтра я могла покинуть страну.

– Я крайне признательна вам за заботу, – произнесла я. – Но остается один важный вопрос. Что-нибудь известно о моем муже? Есть хоть какие-то предположения, где он может быть?

Поджав губы, инспектор взял еще один документ:

– В тот день, о котором идет речь, ваш супруг рано утром выписался из отеля «Оазис» и был замечен идущим из города. Местный туристический гид по имени Идрисе, собираясь приступить к работе на своем джипе, увидел, что месье Лейен идет прямо в пустыню. Он остановился и спросил у вашего супруга, не нужна ли ему помощь, поскольку месье Лейен направлялся в самую бесплодную часть Сахары, где нет оазисов, и при этом был без головного убора и не имел при себе ни рюкзака, ни фляги с водой. Ваш супруг ответил гиду, что он ни в чем не нуждается, и зашагал в глубь Сахары. С тех пор его больше не видели.

– И в котором часу это было? – осведомилась я.

– По словам гида, примерно в половине восьмого утра.

– Но это невозможно, – возразила я. – Я прибыла в Уарзазат в семь часов утра и в то утро раза три видела своего мужа.

– Вы с ним говорили? – спросил инспектор.

– Нет. Он всегда ускользал от меня. Но работница отеля сообщила мне, что он ненадолго возвращался в гостиницу в два часа дня, а потом отправился на автостанцию с намерением сесть в автобус на Тату. Я последовала за ним. Увидела его впереди. На тот автобус не успела и поехала следующим.

Инспектор еще плотнее сжал губы, с задумчивым видом изучая какие-то документы.

– Вот здесь у меня показания гида и работницы отеля. Повторяю… она сказала, что ваш муж выписался из гостиницы в семь часов, а гид подтвердил, что говорил с ним в семь тридцать. Здесь все записано черным по белому.

– Но я же сама его видела.

– Если вы его видели, – спросил инспектор, – почему он не откликнулся на ваш зов?

– Он меня избегал. Но та женщина в отеле… я хорошо помню свой разговор с ней, когда я вернулась со встречи…

Я умолкла. Почувствовала, что, если скажу еще что-нибудь, возникнут вопросы относительно моего психического здоровья. Вопросы, на которые я и сама не хотела отвечать. Я закрыла глаза. Представила Пола, убегающего от меня на улицах Уарзазата. Представила сцену у стойки регистрации в отеле после того, как я навестила его другую жену: по словам Ясмины, я с ним только что разминулась. Представила его развевающиеся седые волосы и рослую фигуру вдалеке, когда он шел на автобус, а я мчалась за ним, пытаясь догнать. В реальности того, что произошло со мной после, я не сомневалась. На моем теле еще оставались шрамы от ран, которые мне нанесли при нападении. И обгорелый труп был найден. Я открыла лежавший передо мной паспорт: да, мой. Все осязаемо, все реально. Все это действительно со мной приключилось. Но те часы в Уарзазате, когда Пол был всюду и нигде… неужели он мне привиделся? Что это было? Галлюцинация, мираж?

– С вами все хорошо, Робин? – спросила заместитель консула Конуэй, кладя руку мне на плечо.

– Нет.

Наклонившись, она зашептала мне на ухо:

– Я не вправе советовать вам как официальное лицо – это не входит в сферу моей компетенции. Но, говоря между нами, на вашем месте я подписала бы это заявление. По моему настоянию наши юристы и переводчики тщательно изучили все три документа. Они абсолютно идентичны и позволят вам покинуть Марокко с чистой совестью. Никаких претензий со стороны местных властей к вам не будет.

Значит, она тоже подозревала (точнее, знала), что обгорелый труп в пустыне – дело рук отнюдь не сообщника, который «покончил с собой», находясь в заключении.

– Дайте им то, что они просят, – продолжала она. – Подпишите заявление, сфотографируйтесь для прессы, переночуйте в пятизвездочном отеле, в котором для вас сняли номер, а завтра улетайте домой. Они все очень умно устроили. Добросовестно подошли к делу. И я настоятельно советую вам не мудрить.

Я снова закрыла глаза. И увидела в воображении Пола. Вот он рисует на балконе нашего номера в Эс-Сувейре. Я принесла ему бокал вина. Он обольстительно улыбнулся мне, сказал, что любит меня. Я моргнула. Пол исчез. Я опять моргнула. Пол нырнул в тот переулок в Уарзазате, как всегда ускользнув от меня. Но он все еще был материален. Я опять моргнула. Ничего. Пусто, как в Сахаре.

Я открыла глаза. Инспектор смотрел на меня озабоченно.

– Вы хотите немного подумать, madame? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Я хочу домой. Где подписать?

Четыре часа утра. Я села в постели. Я не могла припомнить ни единой подробности кошмарного сна, от которого только что пробудилась. Чувствовала только присутствие чего-то опасного, гнетущего. Чего-то неясного. И это что-то сжималось вокруг меня.

Но потом я открыла глаза и сообразила, что нахожусь в роскошном гостиничном номере, застеленном коврами и уставленном мягкой мебелью. Несколькими часами ранее, заселившись в отель и поднявшись в свой номер, я увидела ожидающие меня два чемодана, которые доставили сюда из Эс-Сувейры. Каково же было мое потрясение, когда я обнаружила, что мои вещи перемешаны с одеждой Пола. Тот, кто упаковывал наши чемоданы в Эс-Сувейре, не отличал мужскую одежду от женской. Всего за десять минут я заново уложила свои вещи и приготовила одежду, в которой полечу завтра. Разбирая вещи Пола, я не чувствовала ни гнева, ни боли – только глубокое оцепенение. Заместитель консула Конуэй – она настояла, чтобы я обращалась к ней по имени, Элисон, – проводила меня до гостиницы в полицейском автомобиле без опознавательных знаков. Его предоставил нам инспектор после того, как я подписала официальное заявление и снялась с ним на фото, которое для всего мира будет означать: Дело закрыто. Правда, я заручилась обещанием полиции, что эта фотография попадет в прессу не раньше, чем я сяду в самолет и вылечу в США. Я не хотела, чтобы на меня все пялились в аэропорту. Хотела уже быть дома к тому времени, когда будет обнародована информация о том, что я благополучно выбралась из североафриканских «джунглей».

– Вы молодец, хорошо держались, – похвалила меня Элисон, когда мы вошли в гостиницу. Персонал предложил нам выпить чаю, пока для меня готовят номер. – Они хотели свернуть это дело побыстрее, без лишней шумихи. И очень рады, что вы им подыграли.

– А что еще мне оставалось?

– У многих, кто пережил нечто подобное… давно бы уже проявились признаки посттравматического стресса. А вы не расклеились перед инспектором, не утратили самообладания. Я искренне вами восхищаюсь.