Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев - Зоя Ножникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для питья у простонародья служит квас, который можно сравнивать с нашим слабым пивом или кофентом[97], а также пиво, мед и водка. Водка у всех обязательно служит началом обеда, а затем во время еды подаются и другие напитки. У самых знатных лиц, наравне с хорошим пивом, подаются за столом также испанское, рейнское и французское вино, разных родов меды и двойная водка.
У них имеется и хорошее пиво, которое в особенности немцы у них умеют очень хорошо варить и заготовлять весною. У них устроены приспособленные для этой цели ледники, в которых они снизу кладут снег и лед, а поверх их ряд бочек, затем опять слой снега и опять бочки, и так далее. Потом все сверху закрывается соломою и досками, так как у ледника нет крыши. Для пользования они постепенно вытаскивают одну бочку за другою. Вследствие этого они имеют возможность получать пиво в течение всего лета — у них довольно жаркого — свежим и вкусным. Вино они привозят через Архангельск. Русские, предпочитающие хорошую водку, любят вино гораздо меньше, чем немцы.
Великолепный и очень вкусный мед они варят из малины, ежевики, вишен и других ягод. Малинный мед казался нам приятнее всех других по своему запаху и вкусу. Меня учили варить его следующим образом: прежде всего, спелая малина кладется в бочку, на нее наливают воды и оставляют в таком состоянии день или два, пока вкус и краска не перейдут с малины на воду; затем эту воду сливают с малины и примешивают к ней чистого (или отделенного от воска) пчелиного меду, считая на кувшин пчелиного меду два или три кувшина водки, смотря по тому, предпочитают ли сладкий или крепкий мед.

Старые бояре, XVI в.
Затем бросают сюда кусочек поджаренного хлеба, на который намазано немного нижних или верховых дрожжей; когда начнется брожение, хлеб вынимают, чтобы мед не получил его вкуса, а затем дают бродить еще четыре или пять дней. Некоторые, желая придать меду вкус и запах пряностей, вешают в бочку завернутые в лоскуток материи гвоздику, кардамон и корицу. Когда мед стоит в теплом месте, то он не перестает бродить даже и через восемь дней; поэтому необходимо переставить бочку, после того как мед уже бродил известное время, в холодное место и оттянуть его от дрожжей.
Некоторые иногда наливают плохую водку в малину, затем мешают ее и, дав постоять сутки, сливают настойку и смешивают ее с медом; говорят, получается при этом очень приятный напиток. Так как водка теряет свое действие и смешивается с малинным соком, то, как говорят, ее вкус уже более не ощущается в этом напитке.
Иногда они устраивают пиршества, во время которых проявляют свое великолепие в кушаньях и напитках множества родов. Когда, впрочем, вельможи устраивают пир и приглашают лиц, стоящих ниже чем они сами, то, несомненно, преследуются иные цели, чем доброе единение: это хлебосольство должно служить удочкою, при помощи которой они больше приобретают, чем затрачивают. Дело в том, что у них существует обычай, чтобы гости приносили такого рода хозяевам великолепные подношения. В прежние годы немецкие купцы, удостаивавшиеся подобного внимания и приглашавшиеся к ним, уже заранее знали, во что им обойдется подобная честь. Говорят, что воеводы в городах — особенно в местах, где идет оживленная торговля, — выказывают раз, два или три в год подобного рода щедрость и хлебосольство, приглашая к себе богатых купцов.
Величайший знак почета и дружбы, ими оказываемый гостю на пиршестве или во время отдельных визитов и посещений, в доказательство того, как ему рады и как он был мил и приятен, — заключается, по их мнению, в следующем: после угощения русский велит своей жене, пышно одетой, выйти к гостю и, пригубив чарку водки, собственноручно подать ее гостю. Иногда — в знак особого расположения к гостю — при этом разрешается поцеловать ее в уста. Подобный почет был оказан и лично мне графом Львом Александровичем Шляховским, когда я в 1643 году последний раз был в Москве.
После великолепного угощения он отозвал меня от стола в сторону от других гостей, повел в другую комнату и сказал:
— Величайшие честь и благодеяние, которые кому-либо могут быть оказаны в России, заключаются в том, чтобы хозяйка дома вышла почтить и хозяина и гостя. Так как я ему люб, он желал бы оказать мне подобного рода честь.

Золотая медаль с изображением Архангела Михаила; медный образок с изображением Богородицы; образок с изображением Богородицы с Младенцем
Поэтому к нам вышла его жена, очень красивая лицом, и к тому же нарумяненная, в прежнем своем брачном наряде и в сопровождении прислужницы, несшей бутылку водки и чарку. При входе она сначала склонила голову перед мужем своим, а затем передо мной, велела налить чарку, пригубила ее и затем поднесла ее мне, и так до трех раз. После этого граф пожелал, чтобы я поцеловал ее. Не будучи привычен к подобной чести, я поцеловал ей только руку. Он, однако, захотел, чтобы я поцеловал ее и в уста. Поэтому я, в уважение к более высокой персоне, должен был принять эту согласную с их обычаями честь. В конце концов она подала мне белый тафтяной носовой платок, вышитый золотом и серебром и украшенный длинною бахромою. Такие платки женами и дочерьми вельмож дарятся невесте в день свадьбы».
* * *
Секретарь австрийского посольства Адольф Айзек даже приводил в своих записках рецепт приготовления меда:
«Истолокши плоды, наливают водою и дают стоять несколько дней, потом отцедивши на решето, прибавляют жидкости четвертую, третью, а кто хочет и половинную часть меду; наконец, сливают в бочагу и, положивши подожженных корок хлеба и опары, ставят в холодное место, и через пять или шесть дней выходит превосходный напиток, который употребляется на богатых пирах. Если бы в него прибавить сахару и пряностей, то был бы напиток самый вкусный и здоровый».
По собственному опыту Барон знал, что сказанное — чистая правда. В Москве умеют принять и угостить. Но каковы сами московиты? Каковы их нравы? Здесь мнения высказывались самые разные.
Мало встречалось иностранных авторов, кто бы не писал о нравах московитов и об их всем известном пристрастии к пьянству. Спору нет, думал Барон, вспоминая своих давних русских знакомых, многие любили выпить. Но правда и то, что приезжие гости тоже любили отдавать дань Бахусу. А как иначе? Тем более в Москве, где прекрасные меды, пиво и даже итальянские вина чуть ли не рекой лились, благо стоили не слишком дорого. Но уж больно резко и недоброжелательно отзывалось о русских большинство писателей. Возможно, многие из них поддавались чувству взаимного отвращения между отдельными лицами и присущим всем народам злу: зависти и презрению, — чувству, предельно четко обрисованному Якобом Рейтенфельсом.