Время библиомантов. Книга крови - Кай Майер

Фурия бережно взяла оружие из рук Кэт и передала его Джиму, потом обняла подругу за плечи и сквозь пылевую завесу повела её наверх, на свежий воздух.

Чтобы отнести Изиду наверх, пришлось вызвать в подвал двух экслибров. Ещё на разрушенной лестнице она закрыла глаза. Теперь экслибра лежала в постели, впав в глубокий живительный сон, и не похоже было, чтобы она собиралась приходить в себя в ближайшее время. Её силы должны были восстановиться только через несколько дней, однако в это время остальные вынуждены были справляться со своими проблемами сами. Дункан, еле державшийся на ногах, остался с Изидой.

Кэт заперлась в комнате, которую до этого они делили с Финнианом. Она никого не хотела видеть.

Фурия вспомнила, как она впервые увидела Финниана на одном из задних дворов Либрополиса. В её памяти ожили картины совместно пережитых приключений. Она не хотела задаваться вопросом, как себя сейчас чувствует Кэт. Ей хватало собственной скорби, с которой она едва была в состоянии справиться.

Тело Ментаны как раз вытаскивали из подвала, когда осознание смерти Финниана, осознание невосполнимой потери обрушилось на Фурию, едва не раздавив её. Когда чуть позже девочка снова спустилась в подвал, согнувшись под тяжестью утраты, она двигалась как сомнамбула.

Она долго стояла среди развалин, ощущая на губах вкус мела и известковой пыли и бездумно уставившись на покорёженную железную дверь. Фурия и Финниан часто не могли договориться: он был таким же упёртым, как и она; раньше это приводило её в ярость, сейчас же до неё медленно доходило, как болезненно ей будет не хватать этих ссор и выяснения отношений.

Если Ариэль был сердцем Сопротивления, Финниан, несомненно, был его рукой. Десятки раз он рисковал жизнью, сотни раз становился во главе опасных затей. Он не всегда был вежлив и зачастую упрям; иногда же в нём проступала неуклюжая, только ему свойственная чуткость, которая в своё время и тронула сердце Кэт. Отношения между влюблёнными были сложными, они часто ругались и, бывало, целыми днями не разговаривали. И всё же ни у кого не возникало и тени сомнения в том, как сильно они любили друг друга. До знакомства с влюблённой парочкой Фурия никогда бы не поверила, что любовь может выдержать такое количество встрясок, ссор и тупиковых ситуаций, однако каждая такая встряска словно бы теснее связывала их…

Вероятно, прошло около часа, в течение которого Фурия бездумно таращилась на дверь в библиотеку. Затем наконец приняла решение. В глубине души она понимала, что решение это было неправильным, что действует под влиянием отчаяния, но поступить иначе не могла. Она делала это ради Финниана. И ради Кэт тоже.

Девочка перелезла через груду обломков, вытащила из кармана старинный ключ и дрожащими пальцами вставила его в замок.

– Не делай этого. – Петушиная книга говорила абсолютно спокойно, а не визгливо, как обычно. Она понимала причины, движущие Фурией, лучше, чем кто-либо другой. Тем не менее не одобряла её решения. – Поверь мне, это ошибка, и в любой другой день это было бы ясно и тебе самой.

Фурия молча вытащила петушиную книгу из кармана и положила её на кучу кирпичей возле двери.

– Подожди! – возбуждённо крикнула книга. – Ты не можешь оставить меня здесь! Нас нельзя разделять!

Фурия распахнула дверь в библиотеку и включила свет. Голые лампочки, покачивавшиеся под потолком, освещали полки с бесконечными рядами книг по обе стороны узкого коридора.

– Фурия! Глупая! – умоляла петушиная книга. – Ну хватит уже!

– Я должна хотя бы попытаться.

– Но… ну пожалуйста, не надо, это неправильно! Ты не знаешь…

– Может, и не знаю, – перебила её Фурия и переступила порог. – Но я никогда не прощу себе, если не испробую всё возможное.

Она закрыла за собой дверь. Немедленно воцарилась тишина.

Отсутствие петушиной книги Фурия ощущала остро, словно отсутствие части тела. Сквозь печаль и подавленность проступили сомнения: в своём ли она уме, если собирается сделать то, что собирается сделать? Даже аромат старых книжных корешков и страниц не подбодрил девочку. Она взяла в руки тяжёлый фонарь Вэкфорда, стоявший рядом с дверью, и медленно тронулась с места, постепенно убыстряя шаги. Она шла к нужной точке книжного лабиринта словно во сне – по узким коридорам, минуя низкие комнатки и перекрёстки, где было непросто определить, куда следует свернуть теперь.

Фурию окружал целый океан книг, вселенная, созданная печатным словом. Каждый раз, оказываясь здесь, она не могла не поддаться очарованию библиотеки, и в этом было нечто отрадное: что бы ни случилось, библиотека и то, как себя ощущала в ней Фурия, оставались неизменными. Иногда девочке казалось, что, впервые попав в библиотеку много лет назад, она с тех пор и не покидала её, без конца пробираясь через лабиринт чужих приключений и мыслей.

В конце концов Фурия добралась до узкого бокового коридора, в котором в своё время спрятала «Книги творения». Они так и стояли там – все двадцать четыре тома, отличаясь от других книг на окружающих полках лишь одинаковыми коричневыми переплётами, на которых не было вытиснено заглавий – лишь римские цифры.

Только сейчас Фурия осознала, что по дороге к тайнику ей не встретилось ни одной птички-оригами. Вероятно, шум борьбы, доносившийся от входной двери, до смерти перепугал эти пугливые создания, и они забились поглубже в недра библиотеки.

Держа в левой руке фонарь, правой рукой девочка ласково погладила книжные корешки. С них когда-то всё и началось, в них был заключён весь мир библиомантики, пока Зибенштерн не окончил свой труд. Все законы природы, все правила, первые убежища, история библиомантики от самых её истоков – всё это и многое другое в эти книги вписал Северин Розенкрейц. До недавнего времени Фурия была не в состоянии понять, как мог человек, когда-то ставший создателем этого мира, сегодня всей душой желать, чтобы его детище кануло в небытие. Однако мало-помалу девочка начала понимать: Зибенштерн видел слишком много горя. Собственная скорбь тоже не отпускала её, сковывала движения свинцовой тяжестью, и темнота за пределами светлого пятна от фонаря казалась ей неизмеримо светлее, чем печаль, лежавшая на сердце.

Когда несколько месяцев назад Ариэль начал читать «Книги творения» и систематизировать их содержание, то попросил Фурию помочь ему. Книги были написаны от руки, и убористый почерк Северина трудно было разобрать. Просмотрев первые два тома, Фурия не смогла продолжать работу: воспоминания о её переписке с Северином были слишком болезненны. Однако она не забыла, о чём говорилось в этих двух книгах.

В одной из них Северин описал ключевые способности библиомантов, в другой – первые убежища. Именно там впервые упоминалось и место под названием Уника, в котором располагались библиомантические школы и университеты, преподававшие книжную магию от азов до вершин. Туда же, по замыслу Северина, должно было переместиться правительство – в случае, если мир библиомантов когда-нибудь разрастётся до такой степени, что «Алого зала» в замке Розенкрейцев будет недостаточно для его управления. Он выбрал Унику, так как полагал, что в академических кругах формируется чистейшая, элитная библиомантика, которая станет наилучшей предпосылкой для создания просвещённого и справедливого правительства.