Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

Нападение на правый фланг не осталось незамеченным русскими артиллеристами, и они с удовольствием причесали пространство перед ним шрапнелью по заранее пристрелянным ориентирам. Конечно, не обошлось без накладок, и наши передовые позиции то и дело осыпали крупные чугунные пули, но в горячке боя никто не обращал на это внимания.

Наконец, все кончилось, и над полем кровавой битвы снова сомкнулась тьма. Немного ошалевшие от грохота и постоянной стрельбы люди получили возможность перевести дух и осмотреться по сторонам. Узнать, живы ли их товарищи, и проверить, нет ли раненых, которым нужна помощь.

Приближалось утро, и небо с восточной стороны начало светлеть, предвещая зарю. Солнце еще не поднялось, но света стало больше, и солдаты с матросами смогли, наконец, оценить масштабы разыгравшейся перед ними драмы. Перед укреплениями Правофланговой Калы, сколько мог видеть глаз, все было усеяно трупами текинцев, лежащих в самых разнообразных позах, в каких только застала их смерть. Бедные и богатые, молодые и старые, опытные воины и вчерашние дехкане, никогда не державшие прежде оружия в руках – все теперь лежали вповалку на холодной земле и друг на друге, являя собой совершенно апокалиптическую картину.

– Не соврал перс, – еле выговорил пересохшим ртом Будищев и, схватившись за флягу, сделал несколько скупых глотков, стараясь смочить маленькой порцией воды всю глотку.

– Какой перс? – спросил Майер, жадно смотря, как ходит кадык на небритой шее товарища.

– Перебежчик, – пояснил прапорщик, протянув емкость гардемарину. – Всю жизнь в рабстве провел, а теперь воспользовался тем, что хозяина убили, и дал деру. Я при допросе присутствовал.

– И о чем же он поведал? – заинтересовался этой историей Шеман.

– Ну, по его словам, – счел нужным уточнить Дмитрий, – в Геок-Тепе сейчас тысяч десять-двенадцать воинов и примерно столько же мирных жителей.

– Теперь уже меньше, – вмешался Майер и с усмешкой показал заваленное трупами поле.

– И мирными здешние жители могут считаться весьма относительно, – вставил свои пять копеек лейтенант.

– Верно, – согласился с ними обоими прапорщик и продолжил рассказ: – Хлеба в крепости не то чтобы вдоволь, но на месяц или даже два хватит, а вот с мясом затык. Тех баранов, что взяли с собой, уже съели, а новых, как вы сами понимаете, брать неоткуда. Поэтому они с вылазками и зачастили. Глядишь, повезет нанести нам большие потери, и тогда Скобелев будет вынужден снять осаду, ну а нет, тоже профит. Едоков меньше.

В этот момент их прервал одинокий выстрел из пушки со стен текинской цитадели. Видимо, неведомому канониру показалось невыносимо смотреть на поле боя, усеянное его павшими соотечественниками, и он выпалил, чтобы хоть как-то досадить гяурам. Вреда его врагам от этого, правда, не было никакого, ибо снаряд бессильно воткнулся в земляной бруствер, и не подумав разорваться.

– Хорошо взял прицел, сукин сын, – похвалил его только что подошедший Берг. – Ей-богу, взял бы его к себе во взвод, случись такая оказия!

– Это ведь из захваченной у нас пушки стреляли? – уточнил на всякий случай Будищев.

– Совершенно верно, – отвечал артиллерист. – Нашим друзьям в Геок-Тепе удалось раскрыть секрет стрельбы из современных орудий, и, как видите, они делают это с большим искусством. Но вот привести в боевое положение гранату или шрапнель они не догадались, а потому проку от такой стрельбы ничуть не больше, чем от чугунных ядер, коими они нас потчевали прежде.

– И что, она совсем не может взорваться? – удивился Дмитрий.

– Только если случайно. Дело в том, что приготовить их для разрыва не так просто. Гранаты надобно распластырить, а в шрапнели, напротив, вкрутить боевые винты.

– Ну и ладно, – потерял интерес к теме подрыва снарядов прапорщик.

Отбитие вражеской атаки на войне – обыденность, но когда она отбита с таким блеском и почти без потерь, почему бы ее не отпраздновать? Тем более что Майер с Будищевым были молоды и полны сил. Да, смерть бродит где-то совсем рядом, но пока жив, надо жить, так почему бы не отметить успех бутылкой вина в хорошей компании?

Сказано – сделано, и наши герои отправились к ближайшему маркитанту, устроившему свою лавку практически на передовой. Небольшой участок траншеи во второй линии был немного расширен, чтобы разместить в нем разнообразный товар и обеспечить минимальные удобства продавцу.

Надо отметить, что над головой здесь нередко посвистывали текинские пули, но чтобы обезопасить себя, предприимчивый армянин насыпа́л в освободившиеся из-под товара мешки землю. Труд его не был напрасен, и скоро закуток был со всех сторон закрыт самой настоящей баррикадой, именуемой среди военных на французский манер – габионом[72].

Ассортимент в этой убогой лавчонке совершенно не поражал воображения, но зато она находилась от потенциальных клиентов так близко, что им не надо было идти куда-то еще, а потому старый знакомый Будищева – Ашот – процветал.

– Дмитрий-джан, дорогой, как я рад тебя видеть! – расплылся в фальшивой улыбке маркитант.

– Привет, – ничуть не обманулся его деланым радушием прапорщик.

– Господа офицеры что-то желают?

– Дай-ка нам, братец самого лучшего вина, что у тебя есть! – потребовал пребывавший в приподнятом настроении Майер.

– Вах, у Ашота все только самое лучшее! Вот специально для такого случая приберегал, – с этими словами армянин вытащил из ящика, на котором сидел сам, изрядно запыленную бутыль из мутно-зеленого стекла с запечатанной сургучом пробкой.

– Смотри-ка, – восхитился гардемарин, которого даже бушующая вокруг война еще не успела избавить от некоторой наивности, – даже опечатана!

– Сашка, может, лучше водки? – с сомнением спросил Дмитрий. – Ведь один черт знает, что он туда намешал, а беленькой, по крайней мере, не отравимся.

– Вах! Зачем так говоришь! – оскорбился в лучших чувствах маркитант. – Я никогда такие вещи не занимался!

В этот момент в верхний мешок оборонительной конструкции ударила пуля, осыпав всех находящихся внутри доброй пригоршней песка, отчего Ашот тут же присел, продолжая прижимать к себе вожделенную бутыль.

– Ладно-ладно, – поспешил притушить едва не разразившийся скандал миролюбивый Майер. – Дай нам еще, пожалуй, печенья или, если есть, шоколаду.

– Есть, как не быть, – обрадовался торговец. – Вот, настоящий швейцарский, самого лучшего качества…

– Если он вполовину так хорош, как ты рассказываешь, то давай четыре плитки, – вмешался Будищев и тут же пояснил опешившему от подобного транжирства товарищу: – Девчонкам в госпиталь отнесу!

– Хороши девчонки! – ухмыльнулся гардемарин, морщась от очередной порции пыли, поднятой текинской пулей. – Графиня, баронесса и вдова подполковника.