Часовня погубленных душ - Антон Леонтьев

Оба Онойко – старший и младший – переглянулись, и дядя Крюк изрек:

– Оружие на землю, мент! Ну, кому сказал! И никаких выкрутасов! Впрочем, ты ведь старый и хилый, инфаркт заработал… Кстати, твой выкормыш знает, отчего тебя кондрашка хватила? Это же Андрюша к тебе наведался и сообщил, что все знает. А ему Лорка сказала, которой, в свою очередь, я обо всем поведал.

– Михаил Федорович, они же убьют вас… – начал Илья.

Но Пономарев бросил вполголоса:

– Положись на меня. И как только девушку отпустят, сразу беги отсюда. Потому что я сейчас устрою представление! И заодно с себя все грехи сниму!

С этими словами он бросил пистолет в грязь. Дядя Крюк ударил культяпкой Надю в спину, и девушка кинулась со всех ног к Илье. Новгородцев, обняв ее, не сдержался и поцеловал Надю в губы.

Михаил Федорович был уже около «БМВ». Его левая рука по-прежнему находилась в кармане плаща. Андрей ударил его в спину, а дядя Крюк, захохотав, вонзил в грудь крюк.

– Вот ведь мы славно повеселимся, мент! Будем тебя пытать, а под конец на кусочки разрежем! Живого!

Михаил Федорович, повернувшись к своему ученику, скомандовал:

– Прочь, Илюша, прочь! – И вынул из кармана плаща руку.

Все увидели, что в ней была зажата граната. Андрей попятился и бухнулся в грязь, дядя Крюк заорал. Пономарев, одновременно выдергивая чеку, крикнул:

– У меня в кармане еще пять таких же! А бензобак у машины наверняка полон…

Илья, прыгая за автомобиль, прикрыл собой Надю. Прогремел оглушительный взрыв. Ввысь, в ночное небо, взметнулись оранжевые языки пламени. А затем воцарилась тишина. Было слышно только, как с неба с шелестом летят капли дождя.

Новгородцев поднялся и помог встать Наде. Они увидели черную воронку на том месте, где стоял «БМВ», и искореженный, полыхающий остов. Тут что-то глухо ухнуло – и целый пласт земли стал оседать, унося вниз, в Волгу, и горящий автомобиль, и тела дяди Крюка, его сынка Андрея и Михаила Федоровича Пономарева.

– Илья, ты спас мне жизнь! Я никогда не забуду это! – произнесла Надя.

Новгородцев уставился на капот автомобиля, на котором он приехал к кладбищу. Из него торчал стальной крюк, который сжимала черная, прокопченная пятерня – рука дяди Крюка!

Екатерина Станиславовна положила руку на лоб Никиты, а потом поправила подушку. Ее сын все еще находился в коме.

За прошедшие дни многое изменилось, а еще больше осталось неизменным.

Накануне с небывалыми почестями был похоронен Михаил Федорович Пономарев, во второй раз избавивший Заволжск от дяди Крюка. В том, что маньяк на сей раз точно умер, сомнений не было – из Волги был извлечен покореженный остов автомобиля, в котором находились части тел обоих Онойко, отца и сына.

По данному поводу в городе начались спонтанные народные гуляния.

А вот на похороны Ларисы Бормотухиной никто не пришел, потому что именно журналистка спасла жизнь дяде Крюку двадцать пять лет назад.

Екатерина Станиславовна хотела было уйти в отставку, однако ей позвонил из Москвы один весьма и весьма влиятельный чиновник и убедил не делать этого, намекнув, что самое позднее через год нынешний губернатор области покинет свой пост, а госпожа Стекольщикова является наиболее вероятным кандидатом в его преемники.

Дверь палаты распахнулась, и появился Леонид. Он выглядел крайне подавленным: ему только что позвонили из столицы, куда перевезли тяжело раненную Ольгу, и сообщили, что шансов нет и он, ее супруг, должен принять решение об отключении аппаратов, поддерживающих жизнь в теле пострадавшей.

– Никита еще не пришел в себя? – спросил Леонид, подходя к кровати. И, не дожидаясь ответа, заметил: – Я ведь ее любил. Во всяком случае, вначале. Позже все стало иначе. Она же, думаю, любила меня до сих пор. Я так хотел быть с Олей в тот момент, когда она умрет… Но потом понял, что это было бы фарсом. И сказал профессору, чтобы они отключили аппараты. Оля умерла несколько минут назад.

Катя попыталась взять Леню за руку, но тот отвел ее за спину.

– Знаешь, я не заслужил ее любви, – проронил он. – Оля ведь знала о нашем с тобой мимолетном романе, но ничего не говорила…

Екатерина Станиславовна кашлянула.

– Леня, я должна тебе кое-что сказать…

Мужчина развернулся и шагнул к двери, обронив на ходу:

– Катя, прошу тебя, никаких признаний в любви! Я знаю, что ты любишь меня еще с тех пор, со времен кружка «Победи дядю Крюка!». Но теперь, после смерти Оли…

– Никита – твой сын! – сказала Екатерина Станиславовна ему в спину, и Леонид обернулся.

– Мой сын? – переспросил он, и его глаза вдруг блеснули. – Катя, что ты такое говоришь? Ведь его отец – тот художник, твой тогдашний друг…

– Художник в детстве перенес свинку и не мог иметь детей, – покачала головой госпожа мэр. – Никита – твой сын. Если хочешь, можешь сделать тест.

Леонид быстро подошел к кровати и взглянул на недвижно лежащего юношу. А затем, повернувшись к Кате, взял ее за руку.

– Я не могу ничего обещать… – начал он. – Ведь Оли только что не стало…

– Я умею ждать! – ответила живо Катя. – И буду ждать столько, сколько нужно! Ведь, Леня, ты прав…

В этот момент Никита вдруг шевельнулся и открыл глаза.

– Мама? – прошептал он. – Где я? И почему здесь стены такие белые?

Парень попытался было встать, но, конечно, не смог. Женщина бросилась к нему и, плача, поцеловала сына в лоб.

– Мама, мы были на старом кладбище, – стал рассказывать Никита о том, что случилось перед тем, как его сбил грузовик. – И Оксана… Ее убил дядя Крюк! А потом он погнался за мной!

– Все хорошо, сынок, все будет хорошо… Кошмар закончился… – прошептала Екатерина Станиславовна, обнимая его.

Никита заметил незнакомого мужчину и вопросительно посмотрел на мать. А та, вытирая слезы, взяла сына за руку, а другую протянула Лене.

– Никита, я должна тебе кое-что сказать. Понимаю, что сейчас тебе нужен полный покой, но я не могу ждать. Потому что и так ждала целых восемнадцать лет! Это – Леонид Витальевич Архипов, и он…

Светило яркое июльское солнце, набережная была заполнена праздношатающимися людьми. Илья и Надя, каждый держа в руке эскимо, отыскали свободную лавочку на тенистой аллее и уселись на нее. Мимо них, кивнув, как старым знакомым, прошли державшиеся за руки Тимофей и Марина: они вернулись с моря и намеревались в следующем году пожениться.

Илья принял решение – он собирался покинуть Заволжск и податься в адвокаты. После всего того, что пережил, Новгородцев не мог продолжать работать следователем. О признании Михаила Федоровича (которого весь Заволжск хоронил как народного героя) молодой человек никому ничего не сказал. Хвостов хвалил его, Кот был мил, как никогда, и это значило, что теперь, после кончины Пономарева, они намеревались сожрать его, ученика Пономарева, с потрохами. Воевать с ними Илья не намеревался, поэтому решил сменить профиль работы. И место жительства. Не мог же он бросить Надю! Его (и, конечно же, Аяврика!) ждала Москва.