Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лукин И. С. первый секретарь Пролетарского райкома партии города Москвы: «Я — молодой первый секретарь, избран чуть более года назад, и не могу отнести себя к тем, кто обижен товарищем Ельциным. Но, судя по иным речам с этой вот трибуны и некоторым, как я считаю, не совсем зрелым аплодисментам, чувствую, что есть еще гипноз ельцинской фразы.
Когда я услышал его в 1984 году на научно-практической конференции (я в зале, он в президиуме), мне тоже показалось, что это, так сказать, яркий оратор, интересный человек. Но теперь гипноз рассеялся. За время вашего, товарищ Ельцин, руководства городской партийной организацией столкнулся с вашим стилем и методами работы.
Убежден, что попытка форсирования перестройки привела в Москве буквально к ломке партийной организации. Вы, говоря о себе, сказали о «тени далекого прошлого». А ваши методы работы с кадрами в Москве, прежде всего с партийными, — это не «тень далекого прошлого»? Первые секретари Куйбышевского, Киевского, Ленинградского и многих других райкомов партии не просто ушли, а фактически были сломлены, духовно уничтожены. Ваше бездушное отношение к людям проявлялось в бесконечной замене кадров. Мой предшественник, честный и порядочный человек, тоже вынужден был уйти: не выдержало здоровье.
Да и в хозяйственной жизни города мы все еще расхлебываем ваше стремление прославиться яркими обещаниями перед москвичами. Но главное в вашем стиле — это стремление понравиться массе. Метод же избираете один — вбить клин между партийными комитетами и рабочим классом, интеллигенцией. Так вы делали в Москве, так вы и сегодня пытались сделать, вбивая фактически клин между делегатами конференции, залом и президиумом. Это, товарищ Ельцин, вам не удастся. Не пройдет!
Я убежден, товарищи, что сегодня говорить о политической реабилитации рано. Вы, товарищ Ельцин, видимо, еще не сделали никаких выводов. Убежден и в том, что делегаты нашей конференции сумеют распознать яркую фразу в любой упаковке, стремление выразить собственные амбиции. И гарантом тому — наша сегодняшняя конференция».
М. Горбачев давал слово для выступления только тем, на чью поддержку он рассчитывал. В президиум же поступили записки с просьбой предоставить слово от многих делегатов. Но записки эти тщательно сортировались. Тем не менее один из делегатов — секретарь парткома машиностроительного завода имени Калинина из Свердловска В. Волков — подобно Ельцину — взял трибуну штурмом и сказал несколько слов в защиту своего опального земляка. «Я думаю, не только у меня будет тяжело на душе, если бы вот так все осталось, как осталось, после выступления товарища Лигачева по Ельцину.
Да, Ельцин очень трудный человек, у него тяжелый характер; он жесткий человек, может быть, даже жестокий. Но этот руководитель, работая в Свердловской областной партийной организации, очень многое сделал для авторитета партийного работника и партии, был человеком, у которого слово не расходилось с делом. Поэтому и сегодня у него остается высокий авторитет у простых людей.
Я считаю, что Центральный Комитет партии нанес урон своему авторитету, когда не были опубликованы материалы октябрьского Пленума. Это породило массу кривотолков, которые только вредили делу.
Я не согласен с заявлением товарища Лигачева и насчет карточек. Того, как было с продуктами при Ельцине, к сожалению, сегодня нет.
Наша область занимает третье место (может, ошибусь, конечно, но где-то третье место) в России по объему производства промышленной продукции. А население сельское пропорционально у нас очень маленькое по сравнению с другими областями.
Что я еще хочу сказать? Мы не знакомы с выступлением Ельцина на октябрьском Пленуме, и поэтому нам сегодня трудно принимать решение по реабилитации, по изменению той оценки, которую дал Пленум Центрального Комитета. Но вот ярлыки-то навешивать все равно не надо.
Товарищ Ельцин в своем выступлении практически поднял большинство тех вопросов, которые прозвучали и до него в выступлениях. По крайней мере, очень многие. Поэтому еще раз хочу сказать (и думаю, что меня поддержат члены свердловской делегации), что Ельцин очень много сделал для Свердловской области, где и сегодня авторитет его очень высок».
Как мы уже отмечали, в своих мемуарах Б. Ельцин утверждал, что покидал партконференцию с тяжелым сердцем. Он будто бы боялся, что люди поверят в ушат вылитой на него грязи:
«Не спал две ночи подряд, переживал, думал — в чем дело, кто прав, кто не прав?.. Мне казалось, все кончено. Оправдываться мне негде, да я бы и не стал… Отмыться от грязи, которой меня облили, мне не удастся. Я чувствовал: они довольны, они избили меня, они победили. В тот момент у меня наступило какое-то состояние апатии. Не хотелось ни борьбы, ни объяснений, ничего, только бы все забыть, лишь бы меня оставили в покое».
Надо полагать, что мы имеем дело с очередным примером ельцинского кокетства. Переживать-то он, конечно, переживал, и ночей наверняка не спал. Но эмоции неизменно шли у него рука об руку с холодным расчетом.
Ельцин отлично понимал, что симпатии большинства будут на его стороне. Он впервые — публично, на всю страну — озвучил мысли миллионов. Что же до устроенной порки, так это еще даже лучше — обиженных у нас любят.
Очень скоро в Госстрой пошли тысячи писем и телеграмм. Ежедневно в приемную Ельцина приносили новые мешки с корреспонденцией. Люди из самых разных уголков Союза выражали ему свое сочувствие и поддержку, слали варенье и лечебные травы.
А самое главное, не в пример октябрьскому пленуму, когда ельцинская речь была скрыта от общества, нынешний его марш-бросок стал уже достоянием миллионов, поскольку произошел на их глазах.
Если политической реабилитации Ельцина и не произошло, то состоялась совсем другая, куда более, быть может, важная — народная реабилитация.
Отныне все взоры страны прикованы были не к Горбачеву, а к Ельцину, именно он становился властителем дум, выразителем народного недовольства. Борис Николаевич уверено вырывался на передний план политической борьбы… И помог ему в этом, совершенно сознательно, не кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев, поведение которого на прошедшей партконференции еще раз убедительно подтвердило, что они действовали согласно четко разработанному плану по ликвидации КПСС и развалу Советского Союза.
Отличие государственного деятеля от политика в том, что политик ориентируется на следующие выборы, а государственный деятель — на следующее поколение.
Уинстон Черчилль
Ласковый теленок двух маток сосет.
Русская народная поговорка.
После XIX партконференции страна, растревоженная перестройкой, как улей, разделилась на сторонников Ельцина и Горбачева. К отлученному от власти Ельцину пошел поток писем, пошли, как раньше ходили к Ленину, ходоки. Народ России, испокон веку с пониманием относившийся к бунтарям и обиженным властью изгоям, видел в бунтующем Ельцине своего спасителя, заступника, борца за справедливость, своего рода Мессию.