Я всегда остаюсь собой - Йоав Блум

В конце концов, все неуклюжие попытки понять, кто в чьем теле: в старике перед тобой – молодой человек? в улыбчивой женщине – разбитое сердце? за человеком с мягким взглядом скрывается опасный безумец? в парализованном теле – мятущаяся душа? в тонких пальцах – бушующая страсть? под грудой мышц – парящий дух поэта? – так вот, все эти попытки – всего лишь отдаленные последствия нашего желания узнать самого себя, снять с себя все внешние слои. Эта проблема существовала всегда и всегда будет существовать: как узнать себя среди всех образов, которые ты примеряешь, быть в этом уверенным, знать, что это значит?

А что теперь? Теперь надо просто хорошенько перетасовать карты и раздать их заново.

«Большой обмен» – это та цена, которую мы платим за попытку взломать себя и прорваться снаружи внутрь, вместо того чтобы двигаться изнутри наружу.

В конце концов я вернулся в свою каморку в хостеле и пошел спать. К вечеру для меня прояснилось одно: в следующий раз, когда я буду стоять с оружием перед дверью, за которой будет находиться Дан Арбель, меня уже ничто не остановит.

11

Я стоял с оружием перед дверью, за которой находился Дан Арбель, и не мог решиться.

Раннее утро. Я ехал в университет. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить, увидеть живые лица, услышать голоса, посоветоваться, посоветовать, что-нибудь да сделать. Верхняя половина песочных часов уже почти опустела. Пресс-конференция Стоуна должна была начаться совсем скоро. Он точно будет рад любой помощи, особенно сейчас, когда не стало Кармен.

Я позвонил ему с дороги, чтобы сообщить, что еду, и спросить, как у него дела.

Когда он ответил, голос у него был четкий и почти спокойный.

– Он тут. В моем офисе, – сказал он и дал отбой.

Я стоял посреди улицы с телефоном в руке и смотрел в никуда.

Что теперь делать? – спросила душа.

Тело не отвечало. Оно просто пустилось бежать.

А что, собственно, он там делает? – спросила душа. – С какой стати он пришел именно к Стоуну? Может, он все понял. Может, он знает. И если это так, то вообще не нужно драться. Встретимся, поговорим, подумаем, может, у него появится идея, как остановить обмен. Поди знай.

Как ты наивна, – сказало тело. Оно заставило все мышцы быстро работать, бежать вдоль улицы, нога подгоняла ногу, руки двигались в том же темпе, шея слегка наклонена вперед. Тело чувствовало, как лоб покрывается капельками пота.

Он – не я, – говорила душа, – это другой человек.

Я думал, что имею право стрелять в него, потому что он – это я, потому что я могу принимать на себя ответственность за себя, чтобы спасти всех, но сейчас я не могу ответить, точно ли это я. Ведь с тех пор, как мы расщепились, произошло столько всего. Мы наверняка думаем по-разному, у нас разные представления о мире, мы выбирали разные вещи. Мы не один и тот же человек. Достаточно один раз повернуть на перекрестке в разные стороны – и вот мы уже разные люди.

Мое тело мчалось дальше вперед, легкие пылали. Тело не желало слушать болтовню души, рука потянулась назад и вытащила пистолет.

Что ты делаешь? – спросила душа.

Тело не ответило.

Ты слушаешь меня вообще? – спросила душа.

Я находился уже в университете, мы бежали к офису Стоуна.

Послушай меня! Послушай! – взывала душа. – Нельзя просто взять и застрелить его! Что, если они заблуждаются? Что, если этого не произойдет? Почему я должна платить эту цену? Почему именно я? Всю жизнь я ходила по свету, не имея никакого отношения к тем, кто перескакивает из тела в тело. Я никогда не привязывалась ни к кому из них по-настоящему. Тебе, может, это и удавалось, но мне – нет. Может, сейчас наконец настало мое время? Может, теперь все примут меня, полюбят меня, все в конце концов станут версией меня?

Тело вошло в корпус. Вызвало лифт, потом передумало и бросилось подниматься по лестнице. Ноги торопились, бежали вперед и вверх, преодолевая зараз по две ступеньки, ноздри раздувались, пытаясь дать телу необходимое количество кислорода, веки моргали, чтобы в глаза не попадал пот.

Представь себе мир, в котором все как я, – сказала душа. – Ну, насколько страшно это может быть? Почему нужно считать, что все человечество погибнет? У всех одни и те же взгляды, все согласны друг с другом, и, если откровенно, я не самый ужасный человек. Правда?

Тело открыло дверь на этаж, на котором находился офис Стоуна, и побежало к нему. Нет такого понятия – «все», когда все – это один и тот же человек, – сказало тело, – и если что-то я поняло из миллионов лет эволюции, – добавило оно на бегу, – то это что для выживания необходимо разнообразие.

Я не хочу умирать, – сказала душа, – неужели это так трудно понять? И еще я не хочу убивать. А тем более его.

Тело остановилось перед дверью офиса. Оно попыталось успокоить дыхание – и постучало в дверь. Один раз, два, три. Остановись, – сказала душа, а тело сделало шаг назад, подняло руку, в которой держало пистолет, а потом вторую, которая поддерживала первую руку снизу, прицелилось и ждало, пока дверь откроется.

Остановись, остановись, – кричала душа.

Хватит, хватит, – сказало усталое тело. – Ты много кричала, много думала. Нельзя все менять в последний момент.

Я не хочу этого делать, – сказала душа.

Я тоже не хочу, – сказало тело, – я дрожу, я устало, мои ладони покрыты потом. Но это нужно сделать.

Давай, по крайней мере, сойдемся на том, что с ним надо поговорить, – сказала душа. – Давай договоримся не стрелять, если нам не угрожает опасность прямо сейчас, ладно?

Это ничего не изменит, – сказало тело.

Он имеет право знать, – сказала душа. – Ты не знаешь его, а я – знаю. Он поймет. И он вправе знать.

Ладно, – сказало тело, все еще не убирая палец со спускового крючка, но понизив голос, – попробуем.

Дверь открылась.

Рука протянута вперед, пистолет на взводе.

С той стороны двери был Дан, он вытянул руку вперед, держа пистолет. Склонил голову, смотрел на меня через прицел.

Никаких объяснений не будет. Мы не станем вести переговоры.

Спасибо за это путешествие, – сказала душа. – Ты было супер.

И тебе спасибо, – ответило тело, – ты классная. Я бы не смогло это сделать, если бы тебя со мной не было.

И мы нажали на спуск.

Мы устойчивые.

Так, по крайней мере, они нас называют.

Мы не поправляем их.

Ведь людям нужна надежда, правда?

Как-то вечером – я был в деревянном доме, – после ужина, у меня чудовищно разболелась голова. Вдруг я понял, как мало овощей и фруктов я ел, как мало воды выпил за весь день. Голова раскалывалась, как с похмелья после тысячи рюмок текилы. Я не мог ничего делать, только лежал на кровати. Даже подумал о больнице.