Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы - Геннадий Семенович Фиш

И мы снова продолжаем идти вперед.

Мы идем уже по озеру. Странно, что никто из нас, кажется, не заметил, как мы вступили на лед.

И тогда начинает жаловаться другой партизан.

Он говорит, что уже больше часа не чувствует пальцев на правой ноге и что обратно путь известен, а впереди неизвестно, что будет.

Он согласен умереть в бою с лахтарями, но замерзать в лесах он не хочет.

— Иди, иди обратно, — говорю я ему, — там тебя поймают и стукнут по глупой башке колуном. Пожалеют истратить пулю. Иди, иди, — говорю я ему, — мы и без тебя сумеем охранить тыл товарищей.

Мы идем молча некоторое время. Колея почему-то идет зигзагами, углами от одного берега этого длинного узкого озера к другому.

— Вот, — продолжает жалобы свои Анти, — Инари нас покинул.

— Молчи, — приказывает Легионер. — Инари взял на себя другое задание.

Снова скрипит снег, уминаемый нашими лыжами, снова мы, переставляя поочередно правую и левую ногу, толкаем подъемом лыжи, медленно тянем их за собою вперед.

Да, лыжи стали очень тяжелыми.

Я подымаю голову и оглядываюсь. Мы сейчас посредине узкого длинного озера. Справа и слева его обступили темные крутые холмы. Из-за одного медленно выскальзывает луна. Сейчас виден только краешек ее. Звезды спокойно рассыпались по небу.

Вдруг Каллио, идущий перед мною, внезапно останавливается.

Мои лыжи с ходу наскакивают на него. Я тоже останавливаюсь.

Самый молодой из нас лег на свои лыжи, бросил в сторону палки.

— Понимаешь, я не могу идти дальше, — говорит он. — Ты не имеешь права, наконец, принуждать меня. Коскинен говорил, что весь поход и сам батальон дело добровольное. Понимаешь? Я пойду обратно.

— Понимаю, — сухо говорит ему Легионер, — ты пойдешь обратно?

— Конечно, я не пойду обратно, что мне там делать? — говорит паренек, но губы его дрожат. — Я отдохну здесь часок, другой, а потом пойду по следам и догоню всех.

— Ты не останешься один, ты замерзнешь здесь один, — отвечает Легионер. — А ну вставай!

— Не встану, — равнодушно говорит Матти.

— Ему нужно обратно к своей бабе, отогреться хочет, — говорит Каллио, — не хватило времени вчера.

— А что же, он прав, — говорит Анти, — и я, пожалуй, останусь с ним.

Тогда Легионер, не обращая внимания на слова Анти, нагибается к Молодому, снимает с его плеча винтовку и надевает на себя, снимает с его пояса чайник и передает мне (на мне висят теперь два чайника), снимает с его плеч вещевой мешок с барахлишком и пищевым довольствием, дает Каллио и вдруг изо всей силы пинает Молодого ногой.

— А ну вставай, может быть, сможешь пройти еще двадцать минут.

Паренек медленно, с трудом поднимается и делает несколько шагов вперед.

— А ну еще, еще, — подбодряет его Каллио, — крепись, парнишка, выдержим. А ну пошли!

И мы все трогаемся дальше, и он, Молодой, слегка пошатываясь, идет вместе со всеми.

Я останавливаюсь на секунду, чтобы пропустить вперед Анти; он идет наравне со всеми и как будто даже не стесняется своего малодушия. Ладно, придем — поговорим.

А все-таки все мышцы отчаянно болят. Тело совсем стало чужим.

Так мы передвигаемся по озеру и опять подходим почти вплотную к самому берегу.

Молодцы ребята, позаботились о нас. Опять треножник, но, на мое счастье, нет котелка.

Здесь они поили лошадей, я вижу это и по следам, и по разбросанным зернам овса, и травинкам соломы. Вот прорубь небольшая, не больше колодца.

— Интересно, как они сделали ее? — спрашивал я.

— А очень просто. Мы в легионе тоже так делали часто. Двадцать выстрелов в лед в упор — и вот тебе прорубь готова.

Он оборачивается к другим и командует:

— Привал на двадцать минут.

Кто распознает минуты на замороженном циферблате единственных часов в арьергарде!..

Каллио уже собирает сучья на берегу для маленького костра.

— Отлично, выпьем кофе, — радуется Легионер и похлопывает по плечу Молодого. — Не раскисай, дойдешь.

— Когда нас англичане отправили на фронт, мы все, как один, сказали, что против Красной Армии, против Советов не пойдем, и тогда… — но Легионер на середине обрывает фразу и начинает настороженно прислушиваться.

Я тоже прислушиваюсь и слышу непонятные частые звуки — цок, цок, цок, — словно цоканье копыт кавалерийской части. Эти звуки слышат и другие ребята. Они все насторожились, за исключением Молодого, который заснул все-таки, лежа на своих лыжах.

Отдаленное это цоканье становится все ближе и ближе.

Откуда бы здесь взяться кавалерии?

Легионер, прислушиваясь, приложил неуклюжую ладонь к уху.

И вдруг Анти бросает на снег свою винтовку, быстро надевает лыжи и хватается за палки.

— Это кавалерия, это карательная экспедиция против нас, надо бежать!

— Погоди, — пробует отшутиться Каллио, — у тебя ведь совсем не было силы, чтобы пройти несколько лишних шагов.

— От кавалерии не удерешь, — спокойно говорит Легионер, — а пуля в спину самое гнусное дело. — И помолчав: — Десять храбрых человек, если они хорошо подготовлены, могут дать отпор конной сотне.

Эти странные звуки все продолжают и продолжают приближаться.

Легионер разбрасывает лыжными палками костер. Горящие сучья шипят и чадят на снегу.

Легионер приказывает нам окопаться, и мы быстро роем себе лыжами небольшие ямки в снегу. Легионер говорит:

— Надо подпустить на двести метров и потом бить в упор с возможнейшей быстротой. В кавалерию бить легко, лошади упадут и помнут всадников. Проверьте, заряжены ли винтовки.

Мы проверяем.

— Почему же ты, Анти, не уходишь от нас? — спрашивает Каллио.

Анти окопался рядом с нами и молчит.

А это странное цоканье все нарастает и нарастает.

Оно совсем близко, и вот я вижу темные силуэты передвигающихся животных.

И какие-то легкие, странные, полупрозрачные всадники скачут на них. Я нажимаю спусковой крючок, но выстрела нет.

Неужели осечка? Я быстро отворяю и снова досылаю патрон, закрывая затвор. Снова нажимаю крючок.

Опять выстрела нет.

Я оглядываюсь и вижу, что у Сунила и у Легионера то же самое.

— Проклятие! — ругается Легионер. — Ударник примерз к пружине, так бывало и в девятнадцатом.

Огромный эскадрон приближается, он мчится, цокая по льду озера, прямо на нас.

Тогда Анти, снова оставляя на снегу винтовку, вскакивает и бежит к лесу.

Каллио встает во весь рост из своего снежного окопчика и, держа в руках винтовку, озирается, не зная, что предпринять.

— Что делать нам? — быстрым шепотом спрашивает он меня.

— Я и сам не знаю, — говорю я.

И тут раздается громкий смех Легионера.

Что он, спятил, что ли?

Нет, он совсем не спятил, и смех его по-настоящему весел.

— Черти! — кричит он нам. — Черти! — кричит он нам во весь голос. — Да ведь это