Зеркало любви - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малена пожала плечами.
– То, что понравится, – возьми себе. То, что ему понравится, – пусть возьмет он. А что до меня… Давид, я не знаю, сколько это стоит, поэтому прошу ровно столько, сколько смогу получить. Меня устроит квартира где-нибудь в новостройке плюс машина.
Давид аж головой замотал.
– Малена, а ты понимаешь, что это копейки по сравнению со стоимостью клада?
– Давид, мы еще собираемся пожениться? – Малена смотрела ему прямо в глаза. И была довольна тем, что мужчина не дрогнул, не отвел взгляд, а спокойно и уверенно ответил:
– Хоть завтра.
– И ты мне предлагаешь брать деньги с собственного свекра?
– Гхм…
В таком ключе Давид явно не думал о проблеме. А вот Матильда с Маленой и обдумали этот вопрос, и обговорили. И долго прикидывали, что можно и нужно попросить. С чем они справятся.
– Тогда поступаем проще. Бабушкина квартира остается за мной. Плюс с твоего отца квартира для меня в новостройке.
– Зачем? Мы ведь будем жить вместе. Или тебе здесь не нравится?
– Сдавать буду. Мало ли что, хоть деньги на белье у тебя клянчить не стану. Знаешь, гадко это… стать содержанкой. Фу!
– Белье я тебе и так куплю, – успокоил Давид. – И все? Квартира и машина?
– Жизнь длинная. Если мы расстанемся, у меня будет место, где преклонить голову. Мало ли что, мало ли как, в одной квартире жить, вторую сдавать – мне хватит.
– Я еще раз говорю – Малечка, это антиквариат. Речь идет о сотнях тысяч. Даже миллионах. В евро.
– Давид, я думала, мы договорились. У меня есть память о предках. – Малена коснулась рукой шкатулки. – У меня, благодаря им, теперь есть средства к существованию. И я хотела бы получить все бумаги, которые там найдутся. Если найдутся.
Что оставалось делать Давиду?
Только развести руками и отправиться к родителям.
* * *
К чести господ Асатиани, золото София Рустамовна приняла с восторгом, заявив, что Малечка – замечательная девочка и сразу ей понравилась.
А Эдуард Давидович, выслушав о решении Малены, кивнул:
– А умная девочка. И место свое знает, и не зарывается… женись. Однозначно.
– А что с храмом?
– Восстанавливать будем. Торжественно. Там в одном из бочонков нашлись иконы, оклады… так что на днях мы найдем клад. С помпой, с шумом, с прессой… представляешь себе историю? Ты женишься, невеста умоляет тебя провести церемонию там же, где венчались ее предки, ты выкупаешь лодочную станцию и собираешься реставрировать церковь. И находишь клад. Иконы, оклады, утварь… мы на всю Россию прогремим! Книги я все отдам твоей жене, раз она просила. Пусть смотрит, если что-то отдаст в церковь, так тому и быть. Ей решать. И серебряный сервиз тоже вам подарю на свадьбу.
– Жене?
– Однозначно. А по квартире… у нас там на втором этаже стометровка пока не отдана? В доме на набережной?
Давид покачал головой:
– Нет.
Размах шумихи он представлял заранее. Да… что будет…
– Вот. Завтра оформлю ее на твою жену. А в автосалон ее сам свозишь. И не мелочись там, бери машину, чтобы побезопаснее была. Подушки там, все такое… твоей жене детей еще возить.
– Пока еще не жене.
– И не тяни, балбес. Если такую девчонку упустишь – выгоню!
– Она мне поставила срок в три месяца.
– Точно – выгоню. Тащи ее в загс! Тебя что – надо учить, как женщин уговаривать?
– Так то женщин. А то – Малену.
Эдуард Давидович кашлянул и признал правоту сына.
– Все равно. Завтра подавайте заявление. Я договорюсь, вам его задним числом проставят. А то начнет кто-то копать… девочка умная, она поймет.
Давид и не сомневался, что поймет. Но полюбит ли?
Вот вопрос… наверное, это ему за все девичьи страдания…
Рид, маркиз Торнейский
Рид оттягивал этот разговор, пока мог. Но – надолго не получилось. А потому…
И стоял он в просторной каюте, и чувствовал себя последней скотиной. Или – не чувствовал?
Должен был, но не чувствовал, злился на себя, на Шарлиз и мечтал, чтобы все это свалилось на кого-то другого, хоть бы и на Остеона, и отлично понимал, что надежды нет. Брату пару лет продержаться в живых, и то во благо. Нет выбора. И плевать, что нет и желания, надо – и греби веслами, дружок, пока море не кончится.
– Поговорим, госпожа?
– Поговорим. – Шарлиз выглядела неплохо. Пока корабль стоял на якоре, у берега, качка ее не мучила, и лекарь уверял, что женщина здорова и ребенок развивается нормально. – Поговорим о том, что я не пленница. И я хочу к отцу.
Рид вздохнул.
Сценарий разговора они разрабатывали и с братом, и с Тальфером… эх, Леонар, чтоб тебя шервуль сожрал, как тебя угораздило с этим заговором? Сколько б ты мог принести пользы! Но польстился ведь на дармовую власть!
– К какому отцу?
Шарлиз даже опешила.
– Мой отец…
– Официальный? Ролейнский? Он умер. Поднимете скандал? А вы уверены, что это будет быстро? Пока прибудут люди из посольства, пока вас опознают… вы знаете, что делают с самозванцами?
Шарлиз знала.
– Тогда к моему королю?
– Какому? Вы – степная добыча. Теперь – наша, здесь вы и находитесь. Желаете поговорить с его величеством Остеоном?
Шарлиз гневно топнула ногой. Вот мерзавцы! Негодяи!
– Думаете, у вас получится?
– Даже не сомневаюсь. – Рид по-хозяйски прошелся по каюте, подарил женщине улыбку, опустился в кресло. – Знаете, кто у нас посол? Граф Ретонский.
Шарлиз знала.
Благодаря ей едва не сорвалась свадьба дочери Ретонского. Все же спать с женихом за день до свадьбы, а потом еще хвалиться своими победами – не совсем хорошо, правда? Свадьба не сорвалась, жених вымолил прощение у невесты, а вот граф злобу затаил. Если он сможет не опознать Шарлиз или хотя бы засомневаться, начать дипломатическую переписку…
Что делают с самозванцами?
Вешают. Иногда сажают в тюрьмы, но чаще вешают. В любом случае Рид мог сделать с Шарлиз все, что пожелает, и женщина это понимала. Шарахнулась, прикрыла руками живот.
– Вы не посмеете!
– Почему? – нарочито мягко спросил Рид. – Почему я не посмею? Почему я должен вас пожалеть? Я шел не на войну, я шел на свадьбу. Люди, которые шли со мной, были куда как ценнее степняческой подстилки. Они погибли, а вы живы.
Рид вспомнил Джока, который до последнего прикрывал его спину, вспомнил Стивена Варраста, оставшегося прикрывать отход, и его вдруг охватила такая ярость, что он даже сам испугался. И сомкнул руки на подлокотниках кресла, чтобы не сомкнуть их на шее этой продажной девки.