Наука логики. Том 2 - Георг Гегель

Стало быть, мы здесь должны рассмотреть в качестве метода лишь движение самого понятия, природа которого (движения) уже познана нами, но, во-первых, мы теперь должны рассмотреть его, имея в виду то его значение, что понятие есть все и что его движение есть всеобщая абсолютная деятельность, самоопределяющееся и самореализующееся движение. Метод должен быть поэтому признан не терпящим ограничения, всеобщим, внутренним и внешним способом и безоговорочно бесконечной силой, которой никакой объект, поскольку он выступает как нечто внешнее, далекое для разума и независимое от него, не может оказывать сопротивление, не может иметь другой природы по отношению к ней и не быть проникнут ею. Метод есть поэтому душа и субстанция, и о любом предмете мы должны сказать, что мы его постигаем в понятии и знаем его в его истине только постольку, поскольку он полностью подчинен методу; он есть собственный метод всякой вещи, так как его деятельность есть понятие. Это есть также более истинный смысл его (метода) всеобщности; согласно всеобщности рефлексии, его понимают только как метод для всего; согласно же всеобщности идеи он есть столь же вид и способ познания, субъективно знающего себя понятия, сколь и объективный вид и способ (или, вернее, субстанциальность) вещей, т. е. понятий, поскольку последние кажутся представлению и рефлексии прежде всего другими. Метод есть поэтому не только наивысшая сила или, вернее, единственная и абсолютная сила разума, но также наивысшее и единственное его влечение обрести и познать себя самого во всем через самого себя[120]. Этим, во-вторых, указано также и отличие метода от понятия как такового, т. е. указана особенная черта метода. Понятие, как оно нами рассматривалось само по себе, выступало в своей непосредственности; рефлексия или рассматривающее его понятие имело место в нашем знании. Метод есть само это знание, для которого понятие имеет бытие не только как предмет, но и как его собственное, субъективное действование, как орудие и средство познающей деятельности, отличное от нее, но как ее собственная сущность (Wesenheit). В ищущем познании метод тоже поставлен как орудие, как некоторое стоящее на субъективной стороне средство, через которое она соотносится с объектом. Субъект есть в этом умозаключении один крайний термин, а объект – другой, и первый смыкается через свой метод со вторым, но этим не смыкается для себя с собой самим. Крайние термины остаются разными, так как субъект, метод и объект не положены как единое тождественное понятие; умозаключение есть поэтому всегда формальное умозаключение; та посылка, в которой субъект полагает форму на свою сторону как свой метод, есть некоторое непосредственное определение и содержит в себе поэтому, как мы видели, определения формы – дефиниции, деления и так далее – как преднайденные в субъекте факты. Напротив, в истинном познании метод не есть только множество известных определений, но есть в-себе-и-для-себя-определенность понятия, представляющего собой средний термин только потому, что оно в такой же мере имеет также и значение объективного, которое поэтому в заключении не просто получает через метод некоторую внешнюю определенность, но положено в своем тождестве с субъективным понятием.

1. Стало быть, то, что составляет метод, это – определения самого понятия и их соотношения, которые теперь должны быть рассмотрены в их значении определений метода. При этом мы должны начать, во-первых, с рассмотрения начала. О нем уже говорилось в начале самой логики, равно как и выше, при рассмотрении субъективного познания, и там мы показали, что если его не делают произвольно и с категорической бессознательностью, то, хотя и может казаться, что оно причиняет много затруднений, оно, однако, имеет в высшей степени простую природу. Так как оно есть начало, то его содержание есть нечто непосредственное, но такое непосредственное, которое имеет смысл и форму абстрактной всеобщности. Будет ли оно помимо этого некоторым содержанием из области бытия, или сущности, или понятия, это все равно постольку есть нечто взятое со стороны, преднайденное, ассерторическое, поскольку оно есть нечто непосредственное. Но, во-первых, оно не есть непосредственное, доставляемое чувственным созерцанием или представлением, а непосредственное, доставляемое мышлением, каковое мышление, вследствие его непосредственности, можно также назвать сверхчувственным, внутренним созерцанием. Непосредственное, принадлежащее области чувственного созерцания, есть нечто многообразное и единичное. Но познание есть мышление, постигающее в понятиях; его начало поэтому также имеет место только в стихии мышления; оно есть нечто простое и всеобщее. Об этой форме была речь выше при рассмотрении дефиниции. При начале конечного познания всеобщность тоже признаётся существенным определением, но она берется лишь как определение мышления и понятия в противоположность бытию. На самом же деле эта первая всеобщность есть непосредственная всеобщность и поэтому в такой же мере обладает также и значением бытия; ибо бытие именно и есть это абстрактное соотношение с собой самим. Бытие не нуждается ни в каком другом выведении, вроде того, что оно будто бы входит в абстрактную дефиницию лишь потому, что оно было заимствовано из чувственного созерцания или из какого-нибудь другого источника, и входит лишь постольку, поскольку его показывают. Это показывание и выведение касается такого опосредствования, которое представляет собой нечто большее, чем голое начало, и оно есть такое опосредствование, которое не принадлежит области мыслительного постижения в понятиях, а есть лишь возвышение представления, эмпирического и рассуждающего сознания на точку зрения мышления. Согласно обычному противоположению мысли или понятия и бытия, кажется важной истиной, что мысли, взятой самой по себе, еще не присуще бытие и что последнее имеет некоторое собственное, от самой мысли независимое основание. Но простое определение бытия так скудно само по себе, что уже в силу этого с ним нечего слишком много носиться. Всеобщее само есть непосредственно эта непосредственность, так как оно, как абстрактное всеобщее, само тоже есть лишь абстрактное соотношение с собой, которое и есть бытие. На самом же деле требование выявить бытие имеет дальнейший внутренний смысл, заключающий в себе не просто это абстрактное определение: здесь имеется в виду требование реализации вообще понятия, которая в самом начале еще не дана, а, наоборот, представляет собой последнюю цель и дело всего дальнейшего развития познания. Далее, так как путем показывания во внутреннем или внешнем восприятии содержание начала должно получить свое оправдание и быть удостоверено как нечто истинное или правильное, то этим имеется в виду уже не форма всеобщности как таковая, а ее определенность, о которой необходимо сейчас кое-что сказать. На первый взгляд кажется, что удостоверение того определенного содержания, которым здесь начинают, лежит позади этого начала; на самом же деле это удостоверение должно рассматриваться как движение вперед, если только оно принадлежит к постигающему в понятиях познанию.