Таинственный сад - Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт

С этими словами он повернулся к ней спиной и вышел. Несколько дней спустя после этого происшествия миссис Эрроль сидела у себя в будуаре и писала письмо. Вдруг вбежала в комнату испуганная горничная и доложила о приходе посетителя. Девушка, видимо, находилась в сильном волнении, и глаза ее чуть ли не с ужасом глядели на миссис Эрроль.

– Сам граф пожаловал! – доложила она дрожащим голосом.

Когда миссис Эрроль вошла в гостиную, она увидела высокого красивого старика с орлиным носом и длинными седыми усами.

– Вы, должно быть, миссис Эрроль? – спросил он.

– Да, – ответила она просто.

– А я граф Доринкорт.

Он немного помолчал и посмотрел ей в глаза. Они так напоминали большие ясные и наивные глазки внука, которые он в последние месяцы каждый день видел подле себя, что старик невольно вздрогнул и отрывисто сказал:

– Мальчик очень похож на вас.

– Мне это часто говорят, милорд, но я счастлива думать, что он похож и на отца.

Ее голос звучал так мягко, так симпатично, и во всех ее движениях было столько достоинства и простоты, что граф невольно припомнил слова леди Лорридэль. Она, по-видимому, не чувствовала ни малейшего смущения от его внезапного визита.

– Да, – сказал он, – он действительно похож также и на моего сына.

Старик помолчал и принялся дергать свой длинный седой ус.

– Знаете, зачем я приехал?

– Я видела мистера Хевишэма, – начала было миссис Эрроль, – и он мне сказал о притязаниях…

– Я пришел вам сказать, – перебил ее граф, – что намерен оспаривать притязания этой женщины и всеми силами буду бороться против нее. Его права…

Молодая женщина прервала графа на полуслове:

– Но мой сын не должен получить того, что ему не принадлежит, хотя бы даже закон мог это сделать.

– К несчастью, закон не может, – сказал граф. – Эта отвратительная женщина и ее сын…

– Но эта женщина, может быть, любит своего сына так же, как и я Цедрика, – произнесла маленькая миссис Эрроль. – И если она была женой вашего старшего сына, то ее сын – лорд Фаунтлерой, а мой – нет.

Она говорила и глядела на него так же спокойно и уверенно, как Цедрик, и это нравилось старому деспоту, перед которым всегда все трепетали. Люди обыкновенно не решались противоречить ему, и незнакомая ему до сих пор оппозиция занимала его.

– Я полагаю, – сказал насмешливо граф, – что вы в душе были бы даже довольны, если бы мой внук не сделался графом Доринкортом.

Ее прекрасное молодое лицо залил румянец.

– Бесспорно, прекрасно быть графом Доринкортом, я это знаю, милорд, но я больше забочусь о том, чтобы мой сын был таким же, каким был его отец, – неизменно добрым, честным и искренним человеком.

– Другими словами, явился бы диаметральной противоположностью своему деду, не так ли? – заметил иронически лорд.

– Я не имею чести вас знать, – возразила миссис Эрроль, – но знаю, что мой сын полагает… – Она на мгновение остановилась и потом спокойно добавила: – Я знаю, что Цедрик любит вас…

– А как вы полагаете, любил ли бы он меня, если бы знал причину, почему я не пригласил вас жить вместе с ним? – сухо спросил граф.

– Не думаю, – ответила миссис Эрроль. – Я потому и скрыла это от него.

– Хорошо! – заметил отрывисто граф. – Не всякая женщина поступила бы так.

С этими словами он принялся ходить взад и вперед по комнате и все энергичнее дергал свои длинные усы.

– Да, он меня любит, и я его люблю, – сказал он наконец. – Признаюсь, что до него я никогда никого не любил. А его люблю. Он по-нравился мне с первой минуты. Я стар, жизнь мне надоела, а он прямо-таки оживил меня. Я горжусь им, и мне отрадно было думать, что после моей смерти он с достоинством займет мое место, место главы нашего дома, а теперь, теперь я глубоко несчастен… – прибавил он и остановился перед миссис Эрроль.

Голос его дрожал. Он забыл свою гордость, и на его суровых глазах даже навернулись слезы.

– Я приехал к вам, – продолжал граф, – именно потому, что глубоко несчастен. Сознаюсь, что я ненавидел вас, ревновал вас к сыну, и вот теперь под влиянием этого неожиданного удара все изменилось. После того как я увидел эту гадкую, вульгарную женщину, которая называет себя женой моего сына Дэвиса, мне захотелось познакомиться с вами. Я человек недобрый, старый сумасброд… и я виноват перед вами… Мой внук очень похож на вас, а он – вся моя жизнь… Теперь я в большом горе, и потому пришел к вам… вы похожи на мальчика, и он всегда думает о вас… А я думаю о нем… Ради него будьте добры ко мне, если можете…

Все это он говорил отрывисто и, как всегда, сурово, но старик, видимо, был убит горем, и миссис Эрроль стало жаль его. Она встала, подвинула ему кресло и мягко сказала:

– Садитесь, милорд, вы совсем измучились, отдохните немножко…

Такое внимание было для него новостью. Он не привык встречать по отношению к себе ни ласки, ни нежности, совершенно так же, как не привык слышать противоречия со стороны других. Молодая женщина в эти минуты напоминала ему внука, и он беспрекословно последовал ее приглашению. Кто знает, может быть, это горькое разочарование являлось хорошим уроком в его жизни. Не будь этого несчастья, он, по всей вероятности, продолжал бы ненавидеть ее по-прежнему, а теперь он пришел к ней с повинной головой. По сравнению с женой Дэвиса всякая женщина показалась бы ему очаровательной, тем более миссис Эрроль с ее милым и прелестным, нежным личиком. Под влиянием ее тихого голоса он мало-помалу успокоился.

– Что бы ни случилось, мальчик будет обеспечен и теперь и в будущем, – сказал он.

Перед отъездом граф окинул взглядом комнату.

– Вам нравится ваш дом? – спросил он.

– Очень нравится, – ответила миссис Эрроль. – Здесь очень уютно.

– Позвольте мне бывать у вас…

– Сколько угодно, милорд, – ответила молодая женщина.

Граф вышел и сел в карету. Оба выездных лакея – Томас и Генри – просто опешили от изумления при виде столь неожиданного оборота дела.

Как только история о лорде Фаунтлерое и затруднениях графа Доринкорта появилась на столбцах английских газет, о ней тотчас же заговорили и в Америке. Случай этот был настолько любопытен, что нельзя было обойти его молчанием, но замечательнее всего было то, что ни одна версия точно не передавала фактов: по одним источникам, Цедрик являлся чуть ли не двухмесячным ребенком, по другим – он оказывался молодым студентом Оксфорда, получающим все награды и особенно отличившимся своими поэмами на греческом языке. Говорили, что он жених какой-то необычайной красавицы, дочери герцога, а некоторые газеты утверждали даже, что он уже давно женат. Удивительно только, что нигде не было сказано правды, а именно, что он был просто семилетний мальчик. Какой-то корреспондент уверял даже, будто он вовсе не родственник графа Доринкорта, а просто самозванец, продававший газеты и спавший на улицах Нью-Йорка, и что мать его весьма ловко обманула мистера Хевишэма, приехавшего отыскивать наследника графа Доринкорта. Затем появились описания нового лорда Фаунтлероя и его матери, которая фигурировала на столбцах этих газет в виде цыганки, красавицы испанки или актрисы. Но все описания сходились только в одном, а именно, что старый граф положительно отказывается признать ее сына своим законным наследником, а так как в ее бумагах оказался какой-то недочет, то все с нетерпением ожидали начала интересного процесса. Мистер Гоббс и Дик, конечно, тоже с большим интересом следили за всеми подробностями этого дела. Тут они впервые поняли всю важность общественного положения графа Доринкорта и узнали о его богатстве и о великолепии его знаменитого поместья. Под влиянием чтения газет волнение их возрастало с каждым днем.