Я - меч, я - пламя! - Василий Кононюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда они играли с Ватутиным в шахматы, и Оля постоянно объясняла полковнику, что атака на короля противника имеет смысл, только если ты позаботился о прочной обороне своей позиции. Это не очень помогало, Ватутин оставался приверженцем атакующего стиля, хотя уровень его игры рос на глазах.
На перроне их встречала внушительная делегация из представителей РККА и местного отделения НКВД. Как выяснила Оля, начальником Дальневосточного отдела НКВД в настоящий момент являлся Люшков Г. С., сменивший на этом посту Дерибаса Т. Д., отбывающего в настоящее время пять лет лагерей. Догадаться, чьими стараниями он туда попал, было нетрудно. Фамилия Люшков замкнула на себя часть нейронов ее мозга, и она отчетливо поняла, какие события могут вскорости произойти. «Еще одну загадку разгадывай, как себя поведет этот кадр в нынешних условиях. С одной стороны, стреляют сейчас меньше. Наглядный пример Дерибас. Не смог его под статью упечь, посадил на пять лет. Скорее всего, и его это ждет в ближайшем будущем. С другой стороны, сотрудников НКВД, а особенно высокопоставленных сотрудников, стреляют достаточно часто, и Дерибас, скорее, исключение из правила. Так что вполне возможен вариант с попыткой перехода границы. Предавший один раз – всегда предатель. Надо срочно позвонить Артузову, узнать, прочитал ли он мое послание, и рассказать, что я знаю о товарище Люшкове. Пусть у начальства голова болит». План на ближайшие несколько часов был понятен, и Оля поехала со всеми устраиваться в местную гостиницу.
На центральном почтамте было людно, у многих после рабочего дня появилось желание позвонить на Большую землю, которая как раз проснулась и начала новый трудовой день.
– Захарова, кабина номер семь, говорите. Повторяю, Захарова, кабина номер семь, – высоким, противным голосом объявила дежурный оператор.
«Специально ведь тренируется, дура. В быту послушаешь – нормальный голос, а тут как железом по стеклу тянет. Надо и ее вредительством попугать, ха, ха, ха. Не смешно».
– Алло, здравствуйте, позовите Анатолия Степановича к телефону.
– А кто его спрашивает?
– Захарова, из Хабаровска звоню.
– Одну минутку подождите, сейчас позову. – В трубке что-то щелкнуло, знакомый голос Артузова приветствовал ее:
– Здравствуйте, Татьяна, как добрались?
– Все нормально, Анатолий Степанович. Письмо мое получили?
– Вчера пришло. Очень вы нас порадовали, не забываете про стариков, нашли время черкнуть пару строк. Давно пора было, – ядовито добавило начальство. – Времени-то у нас в обрез осталось.
– Два года – не два месяца, Анатолий Степанович, а могло ведь и так получиться или еще хуже. Но я звоню по другому вопросу. Встретился мне тут товарищ один. Ответственный товарищ. Оказалось, много я про него знаю интересного. Очень может такое произойти, Анатолий Степанович, что этот товарищ в ближайшее время рванет к тете.
– К тете? – недоуменно переспросил Артузов, не понимая, о чем идет речь.
– К тете, она тут недалеко, совсем рядом расположилась, карга узкоглазая. И бумаги важные с собой прихватит. Очень нехорошо может получиться. Записывайте: Любимов, Шкуро, Коровин, Врублев. – Через десяток секунд догадливый Артузов наконец-то понял, о чем идет речь.
– Насколько это точно?
– Когда рванет, тогда станет совсем точно, а пока очень даже вероятно.
– Хорошо, перезвоните мне завтра в это же время. И вот еще что. Держите себя в руках, Татьяна Ивановна, а то обратно поедете. Пока о ваших художествах знаю только я, но, надеюсь, вы не настолько наивны, чтобы думать, что это надолго.
– Я вам так скажу, Анатолий Степанович: «Не пренебрегайте мелочами, ибо от них зависит совершенство, а совершенство – это не мелочь!»[15]
– Я передам ваши слова, – холодно прокомментировал Артузов ее эмоциональное выступление, – но вам лучше прислушаться к тому, что я сказал.
– Прислушаюсь, куда ж я денусь, – пробурчала Оля. «Даже спасибо не сказал за мое письмо, сухарь, а мог бы медалью «За доблестный труд» наградить», подумала она обиженно.
– Вот и ладненько. Жду завтра вашего звонка.
– Так вы считаете, что это достоверные данные?
– Так точно, товарищ Сталин. Нам была известна только группа под руководством Ферми, занимающаяся бомбардировкой урана. Они уже открыли несколько новых изотопов.
– Что это значит и насколько это опасно?
– Изотопом, товарищ Сталин, называется тот же элемент, но имеющий другой атомный вес. Это нам ничем не угрожает. А вот сообщение Ольги о том, что Отто Ган собрал группу и начал проводить похожие опыты, было для нас полной неожиданностью, как и ее информация, что именно эта группа через два года добьется успеха. Мое мнение – нужно приступать к внедрению агентуры и планированию операции.
– Какие действия вы собираетесь предпринимать?
– Пока никаких. Только сбор и анализ информации. Дальше попробуем, влияя на руководство, изменить тему работ, прекратить финансирование этих проектов и добиться финансирования исследований с другой тематикой. Физическое устранение названных Ольгой персон, с нашей точки зрения, может навредить. Поскольку финансирование проекта не прекращено, придут другие люди, а череда несчастных случаев только привлечет внимание соответствующих органов. Вот тогда мы можем получить большие неприятности.
– Хорошо. Начинайте операцию. Обо всех новостях немедленно докладывайте. Но помните, это очень ответственное дело. Каждый выигранный год даст нам возможность спокойно наращивать нашу промышленность, не отвлекая огромные средства на сдерживание будущих агрессоров. Поэтому миндальничать не надо. Это все?
– Нет, товарищ Сталин. От Ольги получена неожиданная информация, касающаяся руководителя Дальневосточного отдела НКВД, товарища Люшкова. Ольга утверждает, что он может попытаться сбежать к японцам, прихватив с собой бумаги особой важности. Во всяком случае, я ее так понял.
– Что вы хотите этим сказать?
– Она опасалась говорить открыто по телефону, поэтому прибегала к иносказательной речи. Но никаких других толкований сказанное ею не допускает.
– Почему он это сделает, она объяснила?
– Нет, она этого вопроса не касалась, но нетрудно предположить – отправленная комиссия собирает факты, руководство решает его арестовать и привлечь к ответственности за допущенные ошибки, а он собирает бумаги и переходит границу.
– Бросив семью?
– Подробности мне неизвестны, товарищ Сталин. Как вы сами понимаете, в условиях, когда к ее фигуре нежелательно привлекать излишнее внимание, она может разговаривать со мной только с почтамта. Вероятность того, что разговор услышит еще кто-то, кому это вменено в обязанности, очень высока.
– Ольга уверена в том, что он сбежит?