Я - меч, я - пламя! - Василий Кононюк

– Вот вам, товарищи, наглядный пример эффективности психологического воздействия на противника при ведении боевых действий. Даже у сильного врага можно выиграть, если найдешь его слабую точку. Кто следующий?

– Неспортивно вы выиграли у этого товарища, Татьяна, неспортивно, – сразу начал сетовать бывший майор артиллерии, а теперь капитан НКВД. Он играл заметно лучше остальных и очень переживал, что никак не может ее обойти, хотя несколько партий с его участием закончились вничью.

– А на войне нужно побеждать, товарищ капитан. Побеждать любыми средствами.

– А если с вами так? Вам это понравится?

– Неважно, понравится мне это или нет. Важно, что я к этому готова. Можете попробовать.

Пока народ пробовал ее как-то морально достать, Оля улыбалась и продолжала записывать свои воспоминания. Писала так, чтобы никто из посторонних, прочитав ее записи, не понял, о чем идет речь. Фактически это были просто ориентиры, вешки, понятные только ей, которые при повторном чтении позволили бы не мучиться и сразу описать проблему. После покушения она поняла – эта встряска всколыхнула сознание, а относительное безделье последних недель давало предостаточно возможностей попытаться выудить из головы нужные сведения. Естественно, Ольга в первую очередь пыталась систематизировать те детали, которые удалось вспомнить по истории создания атомной бомбы. А вспомнилось многое. Ее в холодный пот бросило, когда она поняла, как мало времени осталось, чтобы попытаться предотвратить преждевременный интерес к урану и делению ядра. Ведь исходя из прежних воспоминаний, Стрельцова самоуверенно заявляла, что до сорокового года ничего существенного не случится. Все было далеко не так.

Начал эту страницу в истории человечества итальянский ученый Энрико Ферми в 1934 году экспериментами по бомбардировке ядер урана нейтронами. Он выдвинул ошибочную теорию, что в результате этого образуются так называемые трансурановые элементы с порядковым номером больше девяносто второго в таблице Менделеева. На сегодняшний день, январь 1937 года, эта теория являлась общепризнанной. Распад тяжелых ядер на более легкие элементы считался невозможным.

Но такое удовлетворительное для Советского Союза состояние продлилось бы весьма недолго. В эпопею по бомбардировке урана тяжелыми и очень неприятными частицами уже включились немецкие физики и химики – Отто Ган вместе с Лизой Мейтнер и Фриц Штрассман. Этой компании в конце 1938 года удалось бы доказать, что ядра урана не выдерживают такого безобразия и от бомбардировки нейтронами разваливаются на более легкие осколки. У Лизы Мейтнер окажется в наличии очень шустрый племянник – Отто Роберт Фриш, он давно интересовался работой своей тетки. В январе 1939 года Фришу и Мейтнер удастся создать первую теоретическую модель деления ядер урана при бомбардировке нейтронами и впервые рассчитать энергетический выход реакции деления. В Копенгагене Фриш экспериментально проверит это предположение при помощи камеры Вильсона, подключив к опытам талантливого экспериментатора Георга Плачека. Плачек придумает и предложит схему опыта, способного доказать существование крупных осколков деления урановых ядер.

На этом деятельный племяш не успокоится и в 1940 году даст совместно с Рудольфом Пайерлсом первую оценку критической массы урана-235 для атомной бомбы, которая окажется не столь велика, как считалось ранее. Этот результат будет изложен в так называемом «меморандуме Фриша – Пайерлса», который во многом инициирует широкомасштабные исследования возможности создания ядерного вооружения. Все остальные фамилии из ее списка, которые она наковыряла за прошлый год, роясь по физическим журналам различных стран, оказались вторичными с точки зрения хронологии и не имели непосредственного отношения к инициации процесса. Все эти ученые будут привлечены к работам позже.

Итак, есть пять основных инициаторов ядерной гонки. Энрико Ферми – у этого вряд ли в скором времени получится что-то существенное. Неточная теория, которую он стремится доказать, недостаточная химическая очистка исходных материалов и многие другие мелочи, с которыми вскоре справятся дотошные немцы, еще долго не дадут ему возможности сделать правильные выводы из своих опытов. А вот четверку немецких физиков и химиков: Отто Гана, Лизу Мейтнер, Фрица Штрассмана и Отто Роберта Фриша – нужно в ближайшее время аккуратно нейтрализовать, не привлекая к ним лишнего внимания. Только после этого можно заняться Ферми. Но все следует делать крайне незаметно. К счастью, времена наступают бурные, никто в Германии судьбой нескольких физиков и химиков, пострадавших от несчастных случаев, особо интересоваться не будет.

Потом ей пришло в голову, что Ферми и Гана грубо трогать нельзя: слишком значимые величины в мире физики. Если они, к примеру, скоропостижно скончаются, то на оставленную ими тему бросится туча последователей, резонно полагающих, что столь известные люди ерундой не интересовались бы. Единственный вариант – содействовать тому, чтобы они занялись чем-то другим, более важным для их страны в столь неспокойное время. А к урану смогут вернуться попозже. Или нет.

Эти сведения нужно было срочно передать в Москву. Написав письмо, Стрельцова на ближайшей станции отправила его заказным по московскому адресу инспекции с труднопроизносимым названием. Адрес ей дал Артузов перед самым отъездом. В письме Оля особо подчеркнула, что вся дальнейшая история Манхэттенского проекта после этого вмешательства пойдет по-другому, а любое подозрение в интересе чужих спецслужб к ученым, изучающим уран, может иметь непредсказуемые последствия.

Естественно, прочитав это письмо, никто бы не понял, о чем в нем действительно идет речь. Перед отъездом ей дали выучить словарь ключевых слов и их «синонимов» для переписки. На всякий случай.

Радостная от хорошо исполненного дела, которое давно не давало покоя, Оля возвращалась к себе в купе, прикидывая, успеет ли прийти письмо в Москву до ее приезда в конечный пункт. Встретившийся по дороге член комиссии обрадовал известием, что ее разыскивает Мехлис.

Из-за кустов, как из-за стен,

Следят охотники за тем,

Чтоб счастье было кратко[14],—

мелькнули в голове чьи-то слова.

– Товарищ лейтенант, что это за представление вы сегодня устроили в ресторане?

– Улучшала обслуживание советских граждан в вагоне-ресторане, товарищ армейский комиссар второго ранга! – звонко отрапортовала Оля.

– Мне не нравится ваше поведение, товарищ лейтенант. Еще одна такая выходка, и вы будете отчислены из комиссии. Я надеюсь, у нас с вами последний разговор на эту тему!

– Так точно, товарищ армейский комиссар второго ранга! Больше такого не повторится.

– Очень на это надеюсь, – ядовито заметил Мехлис. – Можете быть свободны. О вашем поведении я обязательно сообщу начальству.

– Слушаюсь, товарищ армейский комиссар второго ранга!

После этого Оля практически из купе не выходила, проводила все время за книгами или своей тетрадкой. Записывать было что. Иногда они спорили с Ватутиным по поводу правильной организации укрепрайонов, размещения дотов и дзотов, организации засад и ловушек. Особо Оля не усердствовала, поскольку все свои мысли по этому поводу она уже давно отправила Карбышеву, руководителю проекта укрепления западной границы стационарными оборонными сооружениями. Более того, она даже видела подготовленный им проект строительных работ и написала вождю свои замечания.