Светские манеры - Рене Розен

– Томас, – тихо, почти шепотом произнесла она. – Томас, я не хочу умирать.

– Я тоже не хочу, чтобы вы умирали. – Он тепло улыбнулся ей, пытаясь обратить в шутку ее слова, и принялся сдавать карты.

Каролина уронила печенье и закрыла лицо ладонями.

– Господи помилуй, что со мной происходит?

– Вы устали, миссис Астор. Только и всего. Плохо спали ночью. Но в остальном, уверяю вас, вы абсолютно здоровы. Ничего страшного.

– Томас, не оставляйте меня. Очень вас прошу, не оставляйте.

Он положил карты и нежно стиснул ее руку.

– Я здесь, миссис Астор. И всегда буду с вами. – Томас выпустил ее ладонь, взял карты и раскрыл их в руке веером.

Через минуту она осознала, что дыхание ее выравнивается, стены ее чудесной гостиной вновь раздвигаются. Она тоже взяла в руки свои карты и после одной партии в конкиан почувствовала, что ей стало лучше, что она владеет собой.

Когда они закончили играть, она сказала, что хочет подышать свежим воздухом.

– Томас, распорядитесь, чтобы подали экипаж. Я хотела бы поехать на прогулку.

На улице она и вовсе воспрянула духом. Ласковый ветерок и солнце улучшали самочувствие. Они катили по Пятой авеню. Томас сидел рядом с ней. Каролину поразило огромное количество машин на дороге.

– Помнится, Гарри предсказывал, сто лет назад, что машины вытеснят лошадей. До сих пор не могу поверить…

Вскоре они свернули в парк, где дети катались на роликах, а мужчины и женщины – на велосипедах – всюду, куда бы она ни посмотрела. Должно быть, она задремала, потому как очнулась от звона колоколов, доносившегося издалека. Они уже были не в Центральном парке, и ее голова покоилась на плече Томаса. Сбитая с толку, Каролина огляделась, спросила, который час.

– Самое начало пятого, миссис Астор.

– О боже. Нужно поторопиться. Скоро гости начнут прибывать, а еще столько всего не сделано.

– Не волнуйтесь, миссис Астор. Обо всем уже позаботились, уверяю вас.

Каролина велела кучеру отвезти их домой. После чаепития пришло время заняться вечерним туалетом. Она выбрала пурпурное платье, сшитое Уортом. Это был один из ее любимых нарядов, идеально подходивший для бала, который она давала сегодня вечером. Голову она решила украсить бриллиантовой тиарой, и, поскольку любимые кольца не налезали на пальцы, она удовольствовалась корсажной брошью.

Перед тем, как выйти из гардеробной, она окликнула Томаса.

– Оркестр готов?

– Вы выглядите изумительно, миссис Астор. – Томас учтиво поклонился.

Каролина повернулась лицом к зеркалу и увидела в нем то, что видел он. Ее взору предстала молодая Лина, стоявшая на пороге своего будущего. Великого будущего.

Полюбовавшись собой, Каролина покинула гардеробную и направилась к верхней площадке лестницы, той самой лестницы, с которой упала. Там она села в кресло под своим портретом и стала терпеливо ждать прихода гостей.

Альва

Ньюпорт, 1908 год

Солнце стояло высоко на лазоревом небосводе. На улице оркестр начал исполнять мелодию «Мы, женщины». Альва взяла черный шифоновый зонтик от солнца, в тон платью.[40] Как ужасно, что приходится ходить в черном в такой жаркий день, посетовала она про себя.

Пройдя по длинному коридору, она вышла на улицу через стеклянные двери, которые были распахнуты настежь навстречу океанскому бризу, несшему в дом прохладу. Всюду у комнат дежурили полицейские, охраняя ее бесценные предметы искусства и антикварные вещи, ведь посмотреть ее Мраморный дом приходили тысячи посторонних.

Еще задолго до смерти Оливера, когда Альва почти не участвовала в жизни светского общества и у нее появилось свободное время, она стала посещать доходные дома в районах трущоб, больницы, сиротские приюты. В июне Оливер скоропостижно скончался, но Альва не позволила горю поглотить ее целиком. Она с головой окунулась в борьбу за избирательные права женщин, оказывая суфражистскому движению значительную финансовую поддержку. Ранее она арендовала здание на пересечении Сорок второй улицы и Пятой авеню для штаб-квартиры Национальной суфражистской ассоциации, уплатив пять тысяч долларов за годовую аренду.

Сама она по-прежнему жила в Белькуре – коттедже Оливера на противоположной стороне Бельвю-авеню. Роскошный Мраморный дом, с которым Альва не в силах была расстаться, теперь служил ей, главным образом, как хранилище ее многочисленных нарядов, предметов мебели, искусства и антиквариата. Сегодня впервые за много лет Мраморный дом распахнул свои двери для публики. Те, кто критиковал Альву за то, что она развлекается во время траура, просто не понимали, что это не светский прием, а важное мероприятие, которое Оливер одобрил бы от всего сердца.

Зная, что многие стремятся посмотреть ее особняк, особенно его интерьеры, Альва решила организовать в Мраморном доме благотворительную ярмарку. Билеты стоимостью в один доллар давали возможность прогуляться по лужайкам вокруг коттеджа и послушать все выступления, а за пять долларов – еще и совершить небольшую экскурсию по самому особняку. Некоторые помещения, закрытые для публики, включая ее спальню, были огорожены красными бархатными канатами, и возле этих комнат стояли на страже полицейские.

Перед входом в большой шатер на ветру развевались синие флаги с белой звездой – символ суфражистского движения; оркестр играл бравурные мелодии. Около тысячи женщин – богатых и бедных, молодых и старых, белых и чернокожих, американок и европеек – расхаживали по газонам, покупая брошюры и значки, шарфы и флаги, все, что было выставлено на продажу, дабы внести свой вклад в поддержку суфражистского движения.

Пришли подруги Альвы Кошечка и леди Пэджит, а также ее сестры. Заглянули даже Тесси Ульрикс и Мэйми Фиш.

– Вот мы и снова встретились, – сказала Мэйми вместо приветствия. Она томно взмахнула руками, словно изнемогала от пресыщенности. – Лица наши стареют, платья молодеют.

– Какой сюрприз, – отвечала Альва. – А я-то думала, ты не сторонница борьбы за женские права.

– Так и есть, – подтвердила Мэйми. – По мне, так лучшее право любой женщины – иметь хорошего мужа.

– Боюсь, сегодня здесь с тобой вряд ли кто согласится. – Альва широким жестом обвела собравшихся перед особняком.

Она смотрела на женщин, пришедших на ярмарку, и у нее щемило сердце при мысли, что все их таланты, устремления, амбиции остаются нереализованными лишь потому, что они представительницы слабого пола. А сколько еще несчастных во всем мире пытаются подняться над обстоятельствами! Они должны иметь избирательные права и многие другие: владеть собственностью, бросать жестоких мужей, получать образование, претворять в жизнь свои заветные мечты.