Дарители. Книга 2. Короли будущего - Екатерина Соболь

Генри завороженно смотрел на корону, сплетенную из тонких золотых нитей, и даже не сразу заметил, что шум вокруг начал стихать. Все, кто был на площади, повернулись к нему. Генри ясно различал их лица, потому что корона сияла – сгусток ясного золотого света в темноте. И тогда Генри увидел тех, кого так сильно надеялся тут встретить.

Избитый, пошатывающийся король в разодранной одежде и с опухшим глазом держался за плечо Джетта, который выглядел не лучше. А рядом с ними был целый отряд: Карл и придворные, охранники и слуги, все изрядно потрепанные, но совершенно точно не одержимые. Генри перевел взгляд дальше – и вздрогнул от облегчения. Эмма в ярко-зеленом платье поддерживала Уилфреда с окровавленной головой – бледного, но живого, и на этот раз Генри по его взгляду сразу увидел: он настоящий. Наверное, Джоанна ударила его по голове, как отца Агаты, но то ли голова у него оказалась крепкая, то ли, чтобы убить настоящего мастера, надо стараться лучше.

Внезапно Генри заметил кое-что еще, кое-что важное. Не у всех на площади лица были искажены злобной судорогой, не у всех на спине, цепляясь уродливыми руками и ногами, висела черная тень. И Генри понял, что произошло, пока он был в башне. Король освободил от духов всех в замке, вывел их за стену и запер за ними дверь. На площади они успели привести в чувство человек пятьдесят, которые теперь заслоняли дверь от тех, кто пытался ее проломить, хотя сразу было ясно: долго они не продержались бы, Генри явился в последний момент.

На площади было так тихо, что Генри услышал треск факелов, тяжелое дыхание измученных дракой людей и свист черного ветра, воющего над городом. И кажется, никто, кроме него, не заметил, как над озером показалась шишковатая голова чудовища. Оно вытянуло шею, тихо приподнявшись над водой, и Генри улыбнулся ему. Вот теперь все в сборе.

Генри точно знал, что делать, – будто Барс молча говорил с ним, и уже не нужны были слова, чтобы Генри понял его. Корона холодила ладони даже сквозь перчатки, и Генри пошел вперед, неся ее на вытянутых руках. Едва стоящее на ногах маленькое войско, заслонявшее побитого короля, при виде Генри расступилось.

Тот, у кого сердце истинного государя, должен был открыть дворец изнутри – и король вышел за дверь, чтобы привести людей в себя. Он взял с собой подданных, вдохновил их, хоть ненадолго сделал их героями, – а Барс всегда верит в тех, кто способен поверить в других.

– Ваше величество, – хрипло сказал Генри.

А потом опустился на одно колено – он смутно помнил, что так надо приветствовать королей, – и протянул ему корону.

В ту же секунду площадь залило светом: корона вспыхнула ярче, и черные тени на спинах людей, разжав хватку и закрывая лапами головы, упали назад. Они растворялись, едва коснувшись земли, одна за другой, и люди, с хрипом втягивая воздух, приходили в себя, непонимающе оглядывались вокруг, а потом зачарованно упирались взглядами в корону. Король этого будто не замечал, он смотрел на Генри так, словно видел его в первый раз. А потом кивнул, взял золотой обод и медленно положил его себе на голову.

Генри встал. Тьма вокруг шла прорехами, разрывалась, съеживалась, будто свет короны отталкивал ее к окраинам города. Скоро она растворилась даже там, и оказалось, что сейчас вовсе не ночь, – небо было ясное, голубое и холодное. Судя по персиковому свету на горизонте, близился закат. Чудовище с еле слышным плеском скользнуло обратно в воду, и Генри проводил его взглядом.

– Да здравствует король! – слабо крикнул Уилфред, и этот крик подхватили все на площади.

А король все глядел на Генри – так, будто не мог поверить в то, что творится. Он по-прежнему держался за плечо Джетта в драном платье, и тот, широко улыбаясь, показал Генри большой палец. Видимо, это был жест одобрения.

Генри махнул ему рукой и шагнул в сторону. Он отступал все дальше, пока толпа не оттеснила его. Под солнечным светом корона сразу поблекла – наверное, в полную силу она сияла только во тьме, и скоро Генри потерял короля из виду. Он протолкнулся сквозь толпу и зашагал прочь, по дороге вдоль озера. Крепостная стена дворца, тянувшаяся слева, больше не казалась угрюмой – солнце освещало ее теплым рыжим светом. За спиной у Генри по-прежнему разносились счастливые крики, плач, свист, и он был уверен – во всем городе люди, только что бившие своих близких и поджигавшие дома, пришли в себя. Вот теперь все и правда закончилось.

Его вдруг окликнули по имени, и Генри, вскинув голову, остановился. На дороге перед ним стояла Роза, и он сразу понял, откуда она взялась: как раз тут был пролом в стене, сквозь который они с Агатой когда-то выбрались в город. Видимо, не одна Агата знала об этом выходе.

– Я пришла в себя, вернулась во дворец, а там никого, – выдохнула Роза. Она по-прежнему была в своем до смешного тонком платье и босиком, Генри даже смотреть на нее было холодно. – Поняла, что все снаружи, и решила выбраться к ним. Вдруг смогу помочь. Опоздала, да?

Она явно хотела спросить о чем-то еще, но вместо этого молча запрокинула голову, щурясь в наливающееся синевой вечернее небо. В лицо Генри она не смотрела, будто ей было за что-то неловко, и он подошел ближе.

– Я знаю, почему король сделал тебя хранителем казны, – сказал он. – Ты единственная из всех не боялась ходить в темноте и предложила ему помощь, когда старого хранителя убили. Ты знала, что сможешь обвести Джоанну вокруг пальца, и она не догадается, что хранитель – ты, а значит, не сможет больше ничего украсть. Она же тебя никогда не принимала всерьез.

Роза перевела взгляд на него, и Генри сразу понял: угадал.

– Ты еще десять лет назад поняла, что это не твоя мать, да?

В тот день, когда погиб Роберт, – еле слышно сказала Роза. Генри почему-то думал, что она заплачет, но она не плакала. – Мне тоже было шесть, как ему. Мы с Агатой играли в куклы, мама ушла присматривать за принцами – они вечно куда-то убегали. А когда моя мать вернулась, я сразу поняла: это не она. Выглядит так же, но… Не она. Я вцепилась ей в лицо, спрашивала, где мама. А она сказала, что, если я не буду помалкивать, она убьет и моего отца тоже. Я никому не сказала.

Генри кивнул. Роза десять лет жила рядом с Джоанной, которая убила ее мать. После такого ночная тьма, полная духов вражды, – просто ерунда.

– Никто ничего не заметил, даже папа. Он слишком добрый. Думал, она изменилась потому, что переживала из-за смерти Роберта. Я хотела тебе рассказать перед тем, как мы пошли искать корону, но не успела. А знаешь, что самое странное? Иногда она и сама, по-моему, начинала верить в то, что она моя мать. Учила меня ходить на каблуках и выбирать наряды. Даже хотела выдать за Эдварда. – Роза невесело хмыкнула и замолчала.

И тогда Генри шагнул к ней и поцеловал, рукой притягивая ее ближе. Роза на секунду замерла, а потом обхватила его за шею, запустив руку ему в волосы, и Генри шумно вздохнул. У них определенно получалось лучше, чем в прошлый раз.

Вдоль дороги растаял снег и вылезли все растения, что дремали в земле: полевые метелки, репейник, клевер, и в воздухе сразу запахло сладостью, весной, обещанием чего-то нового. Солнце, висевшее уже совсем низко, окатывало землю ярким прощальным светом, и Генри разжал руки.