Сожженная карта. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег - Кобо Абэ

едва развернувшись на экране, оборвется и сгинет. Нужно будет тотчас бежать из клиники что есть мочи и больше сюда ни ногой. Мужчине показалось вдруг, будто он ощущает, как силы струятся у него под кожей, подобно сверкающим переливам голубого неона.

Гудки в трубке продолжались.

– Не подходят?

– Пробую дозвониться домой.

Секретарша, сидящая на подлокотнике кресла, изменила позу, полы ее халата распахнулись, и обнажилось бедро. Загорелая упругая кожа лоснилась, точно навощенная. Неужели под халатом у нее только трусы?

– Может быть, вышла ненадолго?

– За ней нужен глаз да глаз. Наверное, жарит что-нибудь на кухне…

Секретарша промолчала. Вовсе не собираясь запахнуть полы халата, хотя не заметить взгляда мужчины не могла, она легонько постукивала о пол пальцами босой ноги. Мужчине захотелось ткнуть ее в ямочку у колена.

В трубке продолжали раздаваться гудки. На тридцать пятом мужчина сдался. Секретарша встала. Поправила халат, колено спряталось. Когда эгоцентричная женщина кокетничает, именно так она старается очаровать вас своим изяществом.

– Столовая для сотрудников работает до половины девятого, если хотите, могу составить компанию.

– Попробую позвонить еще в одно место.

Следя за пальцем мужчины, набирающим номер, секретарша, едва не касаясь подбородком его плеча, сказала:

– В фирму?

– Как вы догадались?

– Думаю, там уже никого нет.

Записанный на магнитофонной ленте голос ответил: «Сегодня рабочий день закончился в шесть часов…»

Брошенная на рычаг трубка звякнула, точно ударили в гонг домашнего алтаря. У мужчины возникло такое чувство, будто он, пробудившись от сна, в котором падал в бездонную пропасть, по-прежнему продолжает неудержимо лететь вниз.

– Халат, наверное, не самая подходящая одежда, но из здания выходить не надо, так что… – Она взялась за пуговицу у ворота и отвернула его. Бюстгальтер светло-лиловый, и, не будь она такой белокожей, он бы не шел ей. – Я получила для вас у заместителя директора клиники талоны на еду. Но алкогольные напитки – за свой счет.

– Мне не хочется есть.

– У вас впереди еще много работы.

Увлекая за собой мужчину, она вышла в коридор. Он последовал за ней, но явно не желал идти дальше.

– Я спешу, если не прослушаю оставшиеся ленты…

– Да вы еще канителитесь с первой бобиной. Так что спешить некуда.

– А всего их сколько?

Ему показалось, будто он провел языком по лезвию бритвы. Секретарша беззвучно засмеялась, раскрыв рот так широко, что можно было видеть ее горло.

– Назвать точную цифру невозможно. Ведь по всей клинике установлены сотни, тысячи подслушивающих аппаратов. Шестью каналами дело не ограничивается. – Она пересекла коридор, не стучась открыла дверь кабинета главного охранника и заглянула внутрь. – Сколько сегодня бобин?

Главный охранник, словно только и ждал этого вопроса, хорошо поставленным голосом ответил:

– Почти семь.

– Это за первую половину дня?

– Да, до полудня…

Закрыв локтем дверь, секретарша повернулась на каблуках красных туфель на резиновой подошве и мелкими шажками пошла к мужчине. Проходя мимо, она обняла его, но он безотчетным движением стряхнул ее руку.

– А если тут сплошное жульничество?

– В каком смысле?..

– На прослушивание часовой записи уходит семь часов. Вам это не напоминает игру в пятнашки со своей удлиняющейся тенью? Настичь ее никогда не удастся.

– Но распознать голос вашей супруги можете только вы. Ни на чью помощь рассчитывать не приходится.

– Все равно, это то же самое, что догонять курьерский поезд на велосипеде.

– Честно говоря, сходство есть. Но когда тянешь жребий, выигрыш не обязательно выпадает на последний билет.

Возможно. Он прекрасно понимает, что счет дням, оставшимся до конца тюремного срока, куда ближе к реальности, чем мечты о признании невиновным в камере предварительного заключения. Пусть реальность такова, но неужели о былых безмятежных днях, прежде чем «скорая помощь» увезла жену, ему останутся лишь воспоминания?! Вдруг мужчине почудилось, будто пушок на мочке уха жены легким прикосновением щекочет ему кончик носа.

Секретарша впилась в него уже не рукой, а взглядом. Что за резкие очертания лица и фигуры. Рядом с ней жена выглядела бы блеклой, как белок крутого яйца.

– Бодрее! Ну и вид, вы что, всю ночь смотрели теледрамы?..

Метнув взгляд к тому месту, где стена соединялась с потолком, она приложила палец к губам и стремительно пошла вперед. Увлеченный этим спектаклем, мужчина двинулся следом.

Световое табло у лифта показывало, что кабина направляется вниз и миновала четвертый этаж. Придется немного подождать. Коридор с двумя рядами окон, залитый вечерним солнцем, сверкал, как внутренность хорошо смазанного цилиндра. Внимательно осмотревшись, секретарша заговорщически улыбнулась, но говорила она на безобиднейшие темы. Как она потом объяснила, это был отвлекающий маневр, рассчитанный на подслушивающую аппаратуру.

– Именно здесь самый центр здания, левая и правая части совершенно симметричны. Вся эта сторона в ведении заместителя директора клиники. Другой стороной в прошлом, кажется, единолично пользовался директор. Однако три года назад его кабинет, зал заседаний и комнату секретаря передали архиву. Но одних магнитофонных лент столько… Года через два-три и здесь будет все переполнено…

– А директор клиники переехал в другое помещение?

Секретарша лишь склонила набок голову и ничего не ответила. Подошел лифт. Войдя в него, она сразу нажала красную кнопку «Переполнено» и, наморщив нос, злорадно рассмеялась. Благодаря ее фокусу они до второго подземного этажа ехали без посторонних, не останавливаясь.

(Здесь снова запись прерывается. Показатель счетчика – 382. Жеребец специально звонил – поторопить с записками – и просил к вечеру, когда я приду покормить его, закончить вторую кассету; скорее всего, его интересуют те самые несколько часов, которые не записаны на пленку. Я, разумеется, опишу все до мелочей. И секретарша не должна упрекать меня за это.)

– В лифте подслушивающая аппаратура не действует. Если хотите что-то сказать, говорите сейчас. Лифт мы оккупировали на считаные минуты, поторопитесь. Вам от меня ничего не надо? Не хотите говорить, тогда я скажу. Меня изнасиловал главный охранник.

Она так и сыпала словами и кончила говорить, когда лифт был еще на девятом этаже. Мужчина не знал, что отвечать. Если бы он увидел написанным слово «насилие», оно не произвело бы особого впечатления, но, когда он услышал его от человека, подвергшегося насилию, ему показалось, будто у самого уха его разорвалась шутиха.

И секретарша предстала перед ним совсем в ином облике. Без следа исчезла властность – свойство людей, причастных к медицине. Даже неестественно гладкая, эластичная кожа ее, казавшаяся прежде отражением бездушия, бессердечия, означала в его глазах чистоту и невинность жертвы.

Они спустились в подземное помещение, допуск сюда имели только служащие. Не будь здесь все в белых халатах и легких туфлях и не витай повсюду запах лекарств,