Убить фюрера - Олег Курылев

— «Фараон»?.. — Нижегородский на мгновение задумался. — Наш «Фараончик» уже в пути…

— Как! — подпрыгнул Каратаев.

— А что такого? Я послал его по почте. Это самый верный способ… Да погоди ты, не кричи. Подумай сам: дом ювелира, скорее всего, под наблюдением. Не исключено, что это не простые воры, а люди Сеида или Камиля. С запорами и сейфами ван Кейсера им не справиться, и они ждут момента, когда камушек отправится в путешествие. Так? Ну вот, когда в последний наш день в Амстердаме ты поперся в какой-то музей, я вернулся к Якобу, подписал все необходимые бумаги и забрал алмаз. Я вышел через парадное, в широко распахнутом пальто, с сигаретой в зубах и не спеша отправился бродить по городу. Часа два ходил, потом еще час катался по каналам, а после зашел в какой-то антикварный магазин в Еврейском квартале и купил там недорогую музыкальную шкатулку. Как раз рядом оказалось почтовое отделение. Вот и все. А чего еще мудрить?

— Ну ты даешь! А со мной советоваться уже не нужно?

Нижегородский некоторое время вынужден был оправдываться перед компаньоном, ссылаясь на то, что решение ему пришло неожиданно и времени на согласование уже не было. После же он не хотел говорить об этом, чтобы зря не нервировать товарища.

— А если посылка возьмет да и не придет? Что тогда? — простонал Каратаев.

Когда Савва более или менее успокоился, Вадим продолжил делиться с ним своими планами.

— Между прочим, мы можем, если захотим, легко избавиться от бриллианта.

— Продать? Сомневаюсь. Разве что за четверть цены…

— Зачем продать? Мы сделаем так, чтобы его украли. Да-да, я обдумал и такой вариант. Если претензии на наш алмаз не прекратятся, мы подменим его муассонитовой копией ван Кейсера и ослабим охрану. Пускай арабы воруют то, что с твоей подачи считают осколком Феруамона. Ты сам знаешь, да и ван Кейсер говорил, что муассонит практически неотличим от алмаза. Из десяти ювелиров пятеро обязательно ошибутся. А теперь смотри, сколько выгоды: патриоты будут полагать, что алмаз у них, и оставят нас в покое, страховая компания выплатит нам страховку, а алмазик мы спрячем до лучших времен. Ну как?

— Чувствую, влипну я с тобой в крупную неприятность, — вздохнул Савва.

Дня через три посылка была доставлена, и «Фараон» исчез до поры до времени в потайном отделении их сейфа.

А однажды вернувшемуся под вечер Нижегородскому Каратаев рассказал, что через несколько дней в Висбадене до нитки проиграется один русский князь. Он откопал эту историю в «Крымских курортных ведомостях».

— Есть номер, — добавил Савва.

— Вряд ли сработает, — отозвался из ванной Вадим.

— Почему?

— Потому что сдвиги повсюду: бега, котировки, курсы, даже сбор имперских налогов — ты сам говорил: все летит к чертям. Неужели это мы с тобой так постарались?

— Как хочешь.

— Ладно, давай.

Двадцать шестого апреля князь Перетопчинский, направлявшийся через Висбаден в Париж на собственную свадьбу, в ожидании поезда должен будет зайти в расположенное в здании вокзала казино «Арктур» и от нечего делать усесться там за один из трех рулеточных столов. Часа через полтора он проиграет половину своих наличных денег, изрядно выпьет, прогонит своего слугу и окончательно утратит самоконтроль. У него возникнет какая-то нестыковка с крупье, и тот, дабы избежать неприятностей, попросит себя подменить. Князь тут же поставит все свои оставшиеся деньги на красный цвет и проиграет. Выпадет черный. В газетном фельетоне автор укажет и номер — 33. Кончится тем, что князь сдаст свой парижский билет и в расстроенных чувствах отправится обратно в Россию.

Двадцать пятого апреля Вадим приехал в Висбаден. Прежде всего было интересно проверить, отыграет ли описанная в русской газете эта сценка с незадачливым князем. Прогуливаясь по знакомым улочкам Альтштадта, Нижегородский вышел к Старой ратуше и остановился. Несмотря на ветреный день, на площади было много туристов и отдыхающих. Некоторые ходили группками, поспевая за экскурсоводом, других более интересовали магазины. Глядя на них, Вадим вдруг явственно ощутил себя свидетелем последних дней уходящей эпохи. Скоро все здесь раз и навсегда переменится и жизнь пойдет по-иному. И этот город, как никакой другой, первым ощутит удар перемен. На несколько долгих десятилетий с его улиц пропадет многоязыкая речь, иностранные хозяева богатых окрестных вилл, оказавшись нежданно-негаданно в лагере противников рейха, спешно покинут свои гнезда. А когда их дети и внуки появятся здесь, они уже будут выглядеть, думать и жить совершенно иначе.

Накануне Нижегородский посетил казино «Арктур» и даже немного поиграл за всеми тремя его рулеточными столами, приглядываясь к каждому крупье. «Этот смотрит только на стол, — отмечал он. — Игрок может заинтересовать его, разве что крупно выиграв. Этот, молодой и розовощекий, думает о чем-то своем, действуя равнодушно, словно автомат. А вот этот живчик опасен — следит за игрой, участвуя в ней в качестве полноправного игрока. Впрочем, завтра они могут повести себя совершенно иначе».

— Герр Пикарт?

Вадим обернулся. На него, слегка склонив набок голову, пристально смотрела молодая женщина. На ней было модное легкое пальто с узким меховым воротником и маленькая шляпка, из-под которой на лицо до кончика носа спадала черная вуалетка.

— Баронесса…

Нижегородский дотронулся перчаткой до края своего котелка. Он узнал внучку фон Летцендорфа.

— Прошу вас, не называйте меня баронессой, — поморщилась женщина, — в этом есть что-то старушечье. И вообще, господин Пикарт, на дворе уже двадцатый век, а мы все никак не наберемся смелости отказаться от сословных условностей.

Она протянула руку и испытующе посмотрела на Вадима. Он взял ее так, будто бы собирался поцеловать, однако не сделал этого, а только пожал.

— Вы в какую сторону идете? — спросила фон Вирт.

— В любую, — Вадим выставил левый локоть, сотворив такое простодушно-открытое лицо, что женщина не смогла удержаться от улыбки.

— Что ж, тогда на Вебергассе.

— Годится.

Она взяла его под руку, и, обойдя Альте Ратхаус,[44]они медленно пошли в сторону видневшихся вдали православных куполов.

— Так вы противница дворянских титулов, мадам? А как же нам быть с январскими раздачами императора? — Нижегородский имел в виду многочисленные очередные назначения новых князей и графов.

— На это нужно смотреть как на продолжение придворного протокола, господин Пикарт, только и всего. Нам давно пора брать пример с американцев. — Она вдруг рассмеялась. — Когда я училась на женских курсах, мы заучивали должности всяких придворных обер-мейстеров. Я, например, прекрасно помню, что граф Ведель был обер-шталмейстером, что обязывало его заведовать императорскими конюшнями, а обер-ягдмейстер барон фон Гейнце-Вейссенроде управлял охотничьими угодьями кайзера. А теперь ответьте мне, как обер-трухзесс князь Радолин мог руководить дворцовой кухней, находясь в Петербурге в качестве посла? Или каким образом оберстшенк фон Гатцфельд умудряется исполнять обязанности имперского виночерпия, когда тоже все время живет за границей? С помощью фельдкурьеров, что ли?