Искушение фараона - Паулина Гейдж

– Каса, – быстро и решительно начал он, опасаясь, как бы очередное облачко дурных предчувствий не обернулось еще одним днем трусливого и нерешительного ожидания, – ты должен пойти в дом наложниц и распорядиться, чтобы стражник ворот отпер самую большую комнату и подготовил ее для будущей хозяйки. Я собираюсь взять себе еще одну жену.

Он почувствовал, как кисточка слегка дрогнула у виска, но ее медленные размеренные движения быстро возобновились. Каса выпрямился и обмакнул свой инструмент в плошку с водой, стоявшую на столе. Он избегал встречаться взглядом со своим господином.

– Это добрые вести, – проговорил он церемонно. – Прими, царевич, мои пожелания долгих лет жизни, доброго здоровья и процветания. Прошу тебя, молчи. Я должен нанести краску на губы.

Хаэмуас молчал, дожидаясь, пока подсохнет на губах приятно холодящая хна, а потом сказал:

– Пригласи нынче вечером ко мне в кабинет моего архитектора. Я хочу пристроить к дому отдельное крыло – покои для моей Второй жены госпожи Табубы.

– Прекрасно, царевич. Эта новость уже всем известна? Хаэмуас усмехнулся, оценив непревзойденную тактичность своего слуги.

– Да, – ответил он и больше не произнес ни слова, пока Каса надевал на него тяжелое нагрудное украшение из золота и лазурита и золотые браслеты, завершая тем самым туалет своего господина.

– Если обо мне будут спрашивать, я в покоях царевны, – сказал он слуге и вышел из комнаты. Жребий брошен. Теперь он должен немедленно рассказать обо всем Нубнофрет.

Амек и Иб несли караул снаружи у дверей в его покои, но стоило Хаэмуасу выйти, как они немедленно последовали за ним. Уверенным шагом он направился по широким залам и длинным переходам своих владений. Утренняя чистка и уборка почти закончились, и Хаэмуас, шагая вперед, мог видеть мельчайшие пылинки, кружащиеся в ярких солнечных лучах, разливающих по полу золотистые лужи света. Слуги при виде господина спешили пасть ниц в изъявлении почтительного благоговения.

Приказав свите дожидаться снаружи, Хаэмуас поздоровался с Вернуро, дежурившей у входа в покои жены. Служанка сообщила о его приходе своей госпоже, и вскоре он уже стоял перед Нубнофрет. Она с улыбкой смотрела на мужа. На ней было расшитое золотом просторное желтое платье, оставляющее открытыми ее полные руки и точеную шею. Длинные волосы она повязала вызолоченными лентами, а на лбу у нее гордо красовался золотой лик Мут – богини-птицы. Она была босая. В этот краткий миг Хаэмуас успел с болью подумать о том, насколько роскошна и чувственно прекрасна эта женщина, как соблазнительно кудрявые прядки волос выбиваются из толстой косы и спадают на уже покрытое краской лицо, на полные груди, так отчетливо и волнующе прорисованные под тончайшим полотном.

– Значит, и ты поднялся сегодня с рассветом, брат мой, – радостно проговорила она, подставляя ему губы для поцелуя. – Чем собираешься заняться? Надеюсь, в твоем строгом распорядке найдется пара часов, которые ты не отказался бы скоротать в моей компании!

«А она переменилась с отъездом Шеритры, – думал Хаэмуас, касаясь губами ее ароматной кожи. – Она утратила свою обычную серьезность, уже не так озабочена соблюдением всех возможных правил и порядков в доме. Может быть, Шеритра для нее еще и напоминание о каких-то собственных недостатках или же о том, что для женщины годы летят гораздо быстрее, нежели для мужчины. Бедняжка Нубнофрет».

– Я должен поговорить с тобой наедине, – сказал он. – Выйди на террасу.

Она кивнула и направилась следом за ним, туда, где три ступеньки, открывавшиеся в проеме между колоннами, вели в приятно продуваемую ветерком крытую галерею. Еще пара шагов – и они оказались бы на ярком утреннем солнце, уже немилосердно жарком. Вход, ведущий сюда из сада, загораживал густой кустарник. Хаэмуас указал на стул, но она покачала головой. При этом движении мрачно сверкнул обсидиановый глаз Мут.

– Я больше часа просидела неподвижно, пока мне укладывали волосы и наносили грим на лицо, – пояснила она. – О чем ты хочешь говорить со мной, Хаэмуас? Теперь ты скажешь мне, что тебя тревожит?

Он подавил вздох.

– Не знаю, как сказать об этом помягче, – начал он, – поэтому и стараться не буду. Уже довольно долгое время, Нубнофрет, я испытываю все возрастающее влечение к другой женщине. Мне сильно досаждала эта день ото дня крепнущая привязанность, поскольку я человек твердых привычек и превыше всего ценю спокойную и размеренную семейную жизнь, но, несмотря на все мои усилия совладать с собой, мое чувство только разгоралось. И вот теперь я сильно полюбил эту женщину и принял решение на ней жениться.

Нубнофрет тихо вскрикнула, но Хаэмуас, не в силах взглянуть ей в лицо, подумал, что этот возглас свидетельствует не о потрясении и даже не об удивлении. Больше всего он походил на возглас негодования.

– Продолжай, – ровным голосом произнесла она. Нубнофрет стояла совершенно неподвижно, опустив вдоль тела перехваченные браслетами руки. Она смотрела прямо на него, а он так и не мог набраться смелости взглянуть ей в глаза.

– Это почти все, – признался он. – Первое время, пока не завершится строительство ее личных покоев, она будет жить в доме наложниц. Конечно же, она займет место только Второй жены. Ты по-прежнему останешься полноправной хозяйкой этого дома.

– Естественно, – сказала она, и ее голос прозвучал неожиданно бесстрастно и ровно. – Твое право, Хаэмуас, брать себе столько жен, сколько ты считаешь нужным, и могу лишь сказать, что меня удивляет, почему ты не сделал этого раньше. – В ее голосе по-прежнему не было и намека на удивление. Казалось, эта новость оставила ее совершенно равнодушной. Никогда прежде Хаэмуас не видел жену столь спокойной и сосредоточенной. – Когда будет составлен брачный договор?

Только теперь он заставил себя посмотреть Нубнофрет в лицо. Встретиться взглядом с ее огромными бесстрастными глазами.

– Договор уже составлен. И она и я его уже подписали.

– Так, значит, ты уже весьма продолжительное время вынашивал эти планы, ты все основательно продумал. – По ее розовым губам пробежала легкая тень улыбки. – Неужели, любезный брат, ты боялся сообщить мне эту новость? Мне жаль разочаровывать тебя. Вот уже многие недели, как меня одолевали именно такие подозрения. И кто же эта достойная и счастливейшая из женщин? Надо полагать, она царского рода, ведь Рамзес позволит тебе взять простолюдинку лишь в наложницы, но никак не в жены.

Хаэмуаса охватило неприятное чувство, – должно быть, ей все известно. Нубнофрет не сводила с него пристального взгляда, она казалась воплощением спокойствия и невозмутимости, ее грудь при дыхании медленно вздымалась.

– Нет, она не царевна, – с трудом проговорил он, – но, конечно же, она из благородного семейства. Нубнофрет, эта женщина – Табуба. С самого начала она влекла меня! – Этот взрыв чувств был продиктован отчаянным желанием пробить наконец несокрушимую стену ее спокойствия и уверенности, но Нубнофрет лишь едва повела мягко очерченной бровью.