Кавказская война. В 5 томах. Том 4. Турецкая война 1828-1829гг. - Василий Потто

В мыслях его уже созрело решение броситься по зевинской дороге в тыл к Гагки-паше, разбить его и затем со всеми силами устремиться на сераскира, который, по расчету времени, никогда не успел бы предупредить поражение своего авангарда. План был смелый и при неудаче мог поставить Паскевича в безвыходное положение, но другого пути к победе не было. Вся задача теперь заключалась в том, чтобы искусно скрыть направление войск и заставить Гагки-пашу думать, что нападение будет произведено с меджингертской дороги. С этой целью Паскевич приказал производить в ту сторону рекогносцировки, а между тем поход готовился по зевинской дороге. Оставалось только разрешить вопрос, как пройти лес, где турки могли соединить все свои силы, чтобы остановить движение корпуса.

Вопрос этот должен был решить генерал-майор князь Бекович-Черкасский, посланный в ночь на 12 число осмотреть зевинскую дорогу. Проводив его, Паскевич в глубокой задумчивости долго ходил перед своей палаткой, обдумывая план предстоящих действий.

Под утро Бекович вернулся. Он шел до самого подножия хребта и послал влево, к лагерю Гагки-паши, казачий полк Басова, а вправо, на Зевин,– гребенскую сотню с поручиком Пущиным. Басов, делая вид, что рекогносцирует окрестность, как бы нечаянно приблизился к турецким аванпостам; но едва в неприятельской цепи поднялась тревога – казаки повернули назад и стали отступать на рысях, оставив турок в убеждении, что подходила казачья партия с целью осмотреть пути, ведущие к лагерю, и что им именно отсюда и следует ждать нападения. Движение Пущина, напротив, тщательно было скрыто. Пользуясь темнотой ночи, он пробрался на зевинскую дорогу глухими оврагами и прошел по ней вплоть до опушки леса, нигде не встретив никаких следов турецких разъездов. Паскевич решил тогда не откладывать далее переход через Саганлугские горы, и войскам приказано было готовиться к походу.

13 июня на пять часов пополудни весь действующий корпус налегке, без вагенбурга, с одними полковыми обозами выступил из лагеря. Пройдя верст пять, он остановился в глухой лощине, закрытой со всех сторон утесами и глыбами скал. Здесь войска разделились. Херсонский гренадерский полк, с казачьей бригадой и десятью орудиями, под командой генерала Бурцева, потянулся влево, на Меджингерт, и скоро, выдвинувшись на высоты, показался в виду турецкого лагеря; остальные войска остались в лощине, чтобы под покровом сумерек, когда вечерние туманы закроют окрестность, быстрым движением скрытно перейти на зевинскую дорогу и обойти неприятеля.

Бурцев остановился на ночлег верстах в пятнадцати от турецкого лагеря. Зарево разведенных им громадных костров, внезапно озарившее широким полукружием вершины темных гор, озадачило турок. Между тем казачий полк Фомина, высланный вперед с целью тревожить неприятеля, скрытно пробрался по дремучему лесу к самым турецким аванпостам. Казаки гикнули в пики, сбили передовые пикеты и, в погоне за ними перескочив несколько завалов, очутились перед самым лагерем. Это случайное нападение заставило всю турецкую конницу сесть на коней, чтобы отразить ночное нападение, и казакам пришлось отступать под натиском громадной толпы, тысяч в пять коней. В лесу завязалась сильная перестрелка. Отступая, Фомин тянул за собой всю турецкую конницу, пытавшуюся несколько раз отрезать ему отступление или прижать к болотам. Но казаки маневрировали чрезвычайно искусно. Подавляемые громадным превосходством сил, они, то отбиваясь ружейным огнем, то прокладывая себе путь холодным оружием, ни разу не допустили неприятеля обойти себя. Только партия в одиннадцать человек, конвоировавшая военного топографа, отбилась в лесу от полка и пропала без вести, да у Фомина изрублено было до десяти казаков. Заря уже разлилась по небосклону. Грохот лесной перестрелки, неясно доносившийся до лагеря Бурцева, заставил его двинуть всю остальную кавалерию на выручку Фомина. Но едва казаки Карпова и татарский полк развернулись в опушке леса, как вдруг все высоты, лежавшие правее турецкого лагеря, зачернелись русской конницей. То был корпус Паскевича, уже поднявшийся на Саганлуг.

Эффект этой сцены вышел поразительный. Турки, не ожидая появления с той стороны русского войска, потеряли голову, в лагере их загремела тревога, пехота бросилась в ружье, но, видимо, не зная что предпринять, бесцельно двигалась в разные стороны; вся кавалерия, преследовавшая Фомина, поскакала назад, бросив своих противников, и стала вытягиваться против зевинской дороги.

Переход Паскевича через горы был труден, но совершился беспрепятственно. Отправив Бурцева на меджингертскую дорогу, корпус продолжал идти скрытой лощиной, и ночью подошел к какой-то разоренной деревне, лежавшей уже на зевинской дороге, верстах в двенадцати от подошвы Саганлугских гор. Пехота остановилась здесь на привал, а вся иррегулярная конница, под начальством генерала Сергеева, отправилась дальше, чтобы захватить опушку леса, в котором могли находиться турки. Сергеев выслал вперед сотню казаков осмотреть дорогу. Более часа не было от нее никаких известий, казаки заблудили в дремучем лесу; но зато пока они выбивались на настоящий путь, им пришлось исходить все лесные тропы и овраги и, таким образом, превосходно исследовать местность. Они дали знать, что неприятеля нигде не видно, но что к стороне Миллидюза слышна сильная ружейная перестрелка; Сергеев известил об этом Паскевича, и из главной квартиры тотчас пришел на помощь весь Нижегородский драгунский полк с шестью орудиями. Кавалерия тронулась вперед и скоро стала подниматься на горы. Дорога шла узким каменистым ущельем; глухо шумел кругом вековой лес, покачивая вершинами столетних сосен. И чем выше поднимался отряд, тем чаще попадались между деревьями большие груды снега. Было темно и холодно. Войскам запрещено было курить и разговаривать, и даже приказания отдавались шепотом.

Молча взбирался отряд, торопясь скорее миновать опасные овраги, и вот, ранним утром 14 июня, при первых лучах восходящего солнца, казаки поднялись на последнюю крутизну и стали на гладкой, безлесной вершине Саганлуга. Отсюда до турецкого лагеря было верст восемь, не больше. До них ясно уже доносился грохот перестрелки в отряде Бурцева, и по направлению выстрелов можно было заключить, что русские отступают. Несколько встревоженный, Сергеев выдвинул всю свою конную бригаду с Нижегородским драгунским полком на крайние высоты, и тогда-то внезапное появление этой конницы, повисшей над неприятельским станом, вызвало у турок тревогу.

“Откуда взялось ваше войско? С неба оно упало или из земли выросло?” – с изумлением спрашивали пленные, захваченные в этот день казаками,– так тихо и незаметно поднялся на Саганлуг весь действующий корпус.

В восемь часов утра на высоты, занятые Сергеевым, приехал сам Паскевич, а вслед за ним стали подходить и головные части пехоты.

Целых четыре часа оставался Паскевич на высотах, обозревая окрестности. Укрепленный стан Гагки-паши, растянутый на пространстве двух с половиной верст, прикрытый шанцами и окруженный лесистым оврагом, открывался как на ладони. Неприятель со своей стороны старался разузнать, что за войска были перед, ним, и турецкие наездники беспрерывно показывались то с одной, то с другой стороны. Несколько турок, неосторожно подъехавших слишком близко, были захвачены казаками. Это были первые пленные в начинающуюся кампанию. В полдень главнокомандующий воротился к пехоте, которая уже подтянулась и становилась лагерем. Бригада Сергеева также получила приказание отойти назад, и в передовой цепи остались только две сотни, под командой подполковника Басова.