Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

– И капитан Балахонцев, а боле того знакомы бургомистр Иван Халевин да самарские купеческие старшины, – заверил Антон. – Им-то мои слова за сущую правду покажутся, а от них и к самарским обывателям тот слух перекинется, похлеще пожарной искры получится.

Илья Федорович встал с лавки, потянулся к иконостасу, бережно снял икону Божьей Матери, повернулся к Антону:

– Клянись жизнью детей своих, что злого умысла в твоих речах нет, но идешь на смертное дело с чистой верой в государя и в неминуемое торжество дела его.

Антон Коротков тяжело опустился на колени перед атаманом, перекрестил себя трижды, повторил требуемую клятву и поцеловал теплый от лампадного огонька медный оклад иконы.

– Бери коня и – с богом! – проговорил Илья Федорович. – Идемте, казаки, проводим хозяина за ворота.

Иван Жилкин, Кузьма Петров, капрал Пустоханов, Алексей Горбунов, сержант Зверев и Гордей Ермак вышли на подворье. День перевалил на вторую половину. С юго-востока тянул ровный ветер.

Антон Коротков грузно поднялся на коня, взял в руки повод, поклоном простился с атаманом и его сотоварищами и, поскрипывая седлом, неспешно направился крутым спуском к реке Самаре, решив ехать в город вдоль реки, а не по горному отрогу.

Купец без помехи миновал недавно пограбленные казаками хутора именитых самарских мужей. Оглядываясь по сторонам – не затаились ли где по дворам конные гусары, – проехал по улице притихшей Нижнепадовки и на ее дальней окраине приметил, что встречь ему, столь же бережно, едет одинокий всадник.

«Не иначе как от коменданта Балахонцева тако ж тайный доглядчик пробирается к пригороду! – насторожился Антон Иванович. – Ну нет, супостат! Супротивникам ход туда заказан… Лежать тебе в придорожной канаве с пробитым черепом!» – и нащупал в кармане полушубка увесистую гирьку на прочном тонком ремне.

Встречный приблизился, и Антон Коротков без труда признал в нем самарского целовальника Федора – рыжего и сутулого, зыркающего из-под бровей вечно голодными крысиными глазами. Антон Иванович не любил самарского целовальника за его извечное стремление снять с несчастного бурлака последнюю нитку, а в долг у него взять можно было лишь под двойной рост.

– Вот так встреча! Неужто это ты, брат Федор? – первым, делая вид, что крайне обрадовался, заговорил Антон Коротков. – Что за нужда гонит тебя, в стылую ночь глядя, неведомо куда?

Целовальник тако же признал алексеевского купца, но поостерегся, для большей безопасности спросил:

– А ты откуда, Антон? Неужто по своей воле в Самару едешь?

Антон Коротков решил играть роль беглеца.

– Кабы по своей! Набежала в пригород воровская ватага, купцов пограбили, отставных чинов, кто выказал сопротивление, побили кого до смерти, кого до беспамятства… Я в холодной бане отсиделся. Как сбежал – Бог помог, не иначе. На хуторе взял коня, спешу известить коменданта Самары да и укрыться в городе. А ты, вижу, своей волей в когти ворам просишься? Езжай, езжай, в пригороде теперь такое творится – страх! Корова ревет и медведь ревет, а кто кого дерет, сам черт не разберет! Не-ет, скорее в Самару, под укрытие гусарских полков.

Целовальник, поеживаясь на ветру, ответил, что и он едет не своей волей, а по решению самарских жителей, которые без ведома коменданта Балахонцева собравшись на сход толпой у Большого питейного дома, послали его, Федора, проведать, великая ли сила сошлась к Алексеевску и каково там обходятся с мирными обывателями.

– Того я, брат Федор, самолично насмотрелся и наслушался за день, – решив повернуть целовальника в город, строго заявил Антон Коротков. – А ты, коль послали тебя, езжай, ежели в рай просишься и смерти не боишься.

– Да нет, должно, не поеду, коль ты всему самовидцем был, – тут же отрешился от своих намерений целовальник. – Аль я враг себе? Да и не змей о трех головах к тому ж…

– Ну, коль так, то поспешим. – Антон Коротков тронул коня в легкий бег. Целовальник послушным ребенком повернул своего мерина и погнал его за купцом. Антон вполоборота к нему досказал: – Явимся к капитану Балахонцеву да к бургомистру Халевину и все без утайки им поведаем. Еще скажу, что на околице Смышляевки приметил я за стогами тайно выставленный воровской караул. Коль дале поехал бы – аккурат им в плети да под расспрос угодил бы.

Целовальник, ойкнув, зябко передернул плечами и еще ниже пригнул рыжую голову, с трусливой нетерпеливостью поглядывая на приближающуюся Самару.

3

Сумерки пали на землю, но от чистого снежного покрова было довольно хорошо видно и темную дубраву за оврагом, и унавоженный Оренбургский тракт, уходящий от кузнечного ряда к охраняемым рогаткам у междуовражья, где еле различимо толклись на снегу дозорные. В сторонке, около караульного сруба, горел костер, у коновязи стояли четыре лошади под седлами; случись что – сполошным выстрелом дадут тревогу и пришлют нарочного на пушечный бастион, где постоянно пребывал с солдатами кто-то из офицеров.

Капитан Балахонцев снял рукавицу, теплой ладонью погрел крупный прямой нос: на стылом ветру прихватывало морозом щеки и ноздри, на усах быстро нарастали крупинки изморози.

– Господин капитан, идите к нам. Здесь гораздо теплее! – позвал коменданта подпоручик Илья Кутузов. Сойдя с бруствера, он хоронился возле безжизненных заледеневших пушек. И тут было довольно холодно, зато не донимал секущий редким снегом низовой ветер.

– Кто-то у рогаток объявился, – ответил капитан Балахонцев на приглашение Ильи Кутузова. Подпоручик по скользким ступенькам тут же поднялся к коменданту – от рогаток ехали трое: караульный казак с ружьем за спиной и двое обывателей.

– Откуда их принесло в такое позднее время? – крикнул Илья Кутузов, едва всадники приблизились саженей на десять к бастиону.

Пожилой казак рукой махнул в сторону Нижнепадовки.

– От пригорода Алексеевского, ваше благородие. Сказывает вот этот, будто тамошний купец. А это наш, целовальник Федор. Его всяк знает, как Протопопову собаку…

Иван Кондратьевич дал знак подъехать ближе, и всадники остановились у засыпанного снегом рва. Самарского целовальника комендант признал сразу, алексеевского купца Короткова – лишь вглядевшись. Понял – не по зряшному делу в ночь прибежал в Самару купец. Не такое нынче время, чтобы даже ради наступающего великого святого праздника Рождества Христова разъезжать темными вечерами. Шел седьмой час пополудни.

– Послан кем, ильбо сам по себе в Самару едешь? – сурово спросил капитан Балахонцев у Антона Короткова.

Солдаты подпоручика Кутузова, притопывая сапогами, с любопытством тянули шеи рассмотреть позднего гостя и узнать, что за новости привез он с вражьей стороны.

– Сам по себе прибежал в Самару, Иван Кондратьевич, а ни от кого не послан, потому как верный раб матушки Екатерины Алексеевны и готов послужить ей своим радением…

Капитан Балахонцев положил руку на плечо подпоручика, негромко сказал своему помощнику: