Убийство со взломом - Колин Харрисон

– Еще есть приметы? – не отставал Питер.

– Да вот только лицо. Глядел на меня. И такой понурый, печальный. Лицо поникшее какое-то. А подбородок искорежен – шрам ужасный.

– Кривой, в форме буквы «С»?

– Ага, верно. Встречался вам, должно быть.

– И вы рассказали все это детективу?

– Как на духу. То же, что и вам, все до последней точки.

– Ну и что шофер машины?

– А он строго так на меня глянул. Словно не хочет больше и слышать ни о чем. Сказал – и все тут. Понятно? Ну, время у меня было, я и вернулся к своей печке и стал ждать. Я мог бы сгрузить хлеб и подальше. Но тогда машина осталась бы посреди улицы и мне пришлось бы крюк делать с ящиками. Вот я и сидел. Он вошел в дом, потом вышел минут через десять и уехал. Я подъехал, отнес хлеб и тоже отчалил.

– Он из дома выбежал?

– Нет, просто вышел, как все выходят, нормальным шагом.

– А другого парня, торопящегося в этот дом, вы не заметили – высокий, тощий чернокожий?

– Нет.

– Как вас звать?

– Зачем вам? Зовите меня – парень с хлебом. Вот. – Он сунул руку куда-то за спину и вытащил пакет липких свежих булочек. – А мне пора.

Вернувшись в машину, он позавтракал булочкой, слушая тихие звуки радио; по радио передавали роки – такие допотопные, что никто до тридцати их и слыхом не слыхивал. Пока что все, что сообщил Каротерс, сильно смахивало на правду. Питер пытался взглянуть на все с точки зрения Каротерса. Тот, должно быть, заботился о Джонетте и Тайлере, ребенке, которого они произвели на свет. Наверняка он в свое время стоял в больничной палате, глядя в лицо Джонетты, державшей на руках ребенка, разглядывал морщинистое личико, пухлые цепкие пальчики, хватавшие Джонетту за халат. Сколько надежд у них было тогда! Сколько надежд порождается мимолетнейшим из чувств! Как не понять этого Питеру. И при всем при том брак не состоялся и вместе они были совсем недолго, а затем обстоятельства – какие? – скука, ссоры, любовники, семьи, преступление, наркотики – развели их в разные стороны. Питер нажал на стартер, тронулся, представляя себе, как Вэйман сгружает чужую мебель, как перед его глазами, что ни неделя, разворачивается один и тот же ритуал счастливой семейной жизни. Большие квартиры в три спальни с видом на Риттенхаус-сквер, особняки на Честнаг-Хилле, усадьбы вдоль Мэйн-Лайн. Вот это, пожалуйста, в спальню. Спасибо, спасибо!.. Ой, с коробками поосторожнее – это фарфор! Высокий невозмутимый чернокожий изо дня в день наблюдает эту картину, согласно кивает хорошо тренированной в классах аэробики блондинке, отдающей распоряжения, видит детей, завороженно липнущих к большущему фургону.

Он должен был вспоминать тогда о собственном ребенке, о своем мальчике! О крохотном тельце, которое было частью и его тела. Даже и убийцу не может не растрогать вид детских ножек, пальчиков на ногах, разве не так? И что почувствовал Каротерс, увидев перед собой мертвую Джонетту? Разве он, Питер, не убил бы всякого, хоть на секунду вообразив, что тот угрожает Дженис? Разве броситься на кого угодно и убить в подобной ситуации – не в самой природе человека? Конечно, глупо спорить, считать, что это не так! Да такой, как Каротерс, наверное, тысячу раз проклянет себя за то, что опоздал, не сумел защитить девушку! Ведь она же звала его! А он, чем занимался в это время он? Грабил супермаркет с тремя мерзкими, накачанными наркотиками подонками! Вот какие мысли, должно быть, одолевали Каротерса, да и всякого на его месте. Кто не задался бы вопросом, почему все случилось так, а не иначе, кто не доискивался бы причины? Питер гнал машину, то и дело отклоняясь с пути, по которому ехал к дому Уитлока. Каротерс, как понимал он, позволил себе высказаться. Он тоже по-своему достаточно настрадался и заслужил право на то, чтобы закон всей своей мощью встал на его защиту.

Ну а тот, печальноглазый, как думал теперь Питер, возможно, и был убийцей Джонетты; он убил ее и выкрал мальчика в попытке заставить помалкивать бабушку Джонетты. По ее словам, убрать Джонетту захотело семейство Уитлока, то есть семейство мэра. Печальноглазый был как-то с ними связан, во всяком случае, близок им настолько, чтобы можно было поручить ему вначале угрожать Джонетте, если не убить ее, а затем – приглядывать за бабкой, миссис Бэнкс. Но что такое стало известно Джонетте? Какое знание стоило ей жизни?

Полиция – вернее, один-два человека в департаменте, кого, несомненно, контролировал через полицейский комиссариат мэр, сделала лишь две ошибки – ошибки на первый взгляд незначительные. Первая состояла в том, что если все это действительно планировалось, ни к чему было так долго тянуть с патрульной полицейской машиной – упущение, приведшее к гибели Уитлока от руки Каротерса. Второй ошибкой стало неупоминание в рапорте допроса, которому подвергли водителя фургона. Показания водителя подтверждали показания Каротерса и являлись другой, альтернативной версией произошедшего, выдвигая и другого подозреваемого – потому показания эти и следовало было изъять. Всего-то каких-то два параграфа. К тому же Департамент полиции, эта гигантская бюрократическая машина, славился среди прочего и своей неорганизованностью: здесь часто пропадали документы, свидетельства и разного рода информация. Полицейские на улицах, патрульные, вряд ли стали бы гореть желанием защитить мэра. В большинстве своем копы не так испорчены. Все потрясающе просто; надо только сказать или заплатить нужному детективу – и страничка рапорта с упоминанием допроса будет изъята.

Официальную версию подкрепляли показания женщины, видевшей Каротерса в то время, как она выбрасывала мусор. Кто-то догадался, что она может быть полезной, и быстренько сопроводил ее в Ротонду, надеясь, что она сумеет сличить подозреваемых с фотографиями в досье и таким образом идентифицировать его. То, что она смогла это сделать, поистине удивительно. Но то, что она при этом оказалась пьяной, явилось большим невезением для того, кто руководил операцией. В результате Каротерса пришлось отпустить. Что же касается того, что у Каротерса хватило ума, выйдя на свободу, незамедлительно принять участие в вооруженном ограблении, могло показаться диким и смехотворным, но лишь доказывает переменчивость счастья, вечно колеблющегося между двумя полюсами. Едва Каротерс вновь был взят под стражу, как полиция получила возможность с легкой душой оставить поиски прочих подозреваемых. Разумеется, ни Каротерс, ни Стайн и понятия не имели о том значении, какое приобрело присутствие рядом с местом преступления фургона. И так как Питер не стал делать достоянием гласности ни это, ни показания водителя, в официальную версию факты эти не попали, а значит, Стайн, готовясь к защите и штудируя документы, их не увидит и не учтет. Если бы Каротерс не выболтал случайно то, что он сам счел не имеющим отношения к делу досадным обстоятельством, Питер в жизни не связал бы печальноглазого с двойным убийством.

Ну а отношение Хоскинса ко всему этому? – думал он. Ирония тут заключалась в том, что Хоскинс, которому на Уитлока было в высшей степени наплевать, явно старался использовать его гибель для того, чтобы упрочить свою связь с мэром. Хоскинс, с каждым днем все больше уподоблявшийся стремительному и не знающему пощады артиллерийскому снаряду, будет действовать против Каротерса на каждом шагу, использовать каждый повод, выворачивать наизнанку каждый факт – он бы и мать свою придушил, если б можно было выжать из этого дополнительное свидетельство в пользу обвинения и во славу его, Хоскинса, карьеры.