Элрик из Мелнибонэ - Майкл Муркок

Бот уже вошел под алебастровую арку. Воздух здесь был солоноватый, приятный на вкус, словно они приблизились к океану.

Элрик решил задать вопрос, который вертелся у него на языке.

— Королева Су,— сказал он. — Ты мать Варадии?

Боль в ее глазах стала еще заметнее, и женщина в вуали отвернулась от них. Голос ее был рыданием боли, и Элрика потрясло его звучание.

— Кто же это знает? — воскликнула она.— Кто знает?

И опять Элрик испытал это странное чувство — ландшафт перед ним показался ему знакомым, хотя он и не помнил, что видел что-либо подобное. Бледно-голубой туман поднимался над кипарисами, финиковыми пальмами, апельсиновыми деревьями и кленами, чьи кроны тоже имели бледно-зеленый оттенок. На поросших травами лугах то здесь, то там виднелись скругленные белые камни, а вдалеке — снежные пики гор. Возникало ощущение, что этот пейзаж написан художником, владеющим самой отточенной техникой, самыми тонкими кистями. Это было райское видение, и к тому же совершенно неожиданное после безумия Фаладора.

Королева Су, ответив на вопрос Элрика, пребывала в молчании, и между ними троими установилась какая-то особая атмосфера. Но невзирая на всю неловкость ситуации, Элрик наслаждался миром, в который они попали. Небеса (если только это были небеса) были полны перламутровых облаков, слегка окрашенных в розовое и желтое; из видневшегося вдалеке дома с плоской крышей поднимался тонкий дымок. Они оказались в озерце, наполненном спокойной, сверкающей водой, и королева Су сделала жест, означавший, что пора покинуть бот.

— Ты пойдешь с нами в Крепость? — спросила Оуне.

— Она не знает. Я не знаю, разрешено ли мне,— сказала королева, надвинув капюшон на глаза над вуалью.

— Тогда я с тобой прощаюсь.— Элрик поклонился и поцеловал мягкую руку женщины.— Я благодарю тебя за помощь, моя госпожа, и надеюсь, что ты простишь грубость моих манер.

— Да, прощен.

Элрик поднял глаза, и ему показалось, что королева Су улыбнулась.

— Я тоже благодарю тебя, моя госпожа,— Голос Оуне был исполнен теплоты, словно она говорила с человеком, с которым могла поделиться самой сокровенной тайной,— Ты знаешь, как нам попасть в Крепость Жемчужины?

— Вот кто знает.— Королева указала на домик вдалеке,— Прощайте, как ты говоришь. Вы можете ее спасти. Только вы.

— А еще я благодарен тебе за уверенность,— сказал Элрик. Он чуть ли не весело шагнул на траву и последовал за Оуне, которая направилась через поле к дому,— Какое облегчение, моя госпожа. Вот уж в самом деле ничуть не похоже на землю Безумия!

— Да,— ответила она, но в голосе ее послышалась какая-то настороженность, а ладонь легла на рукоять меча.— Только помни, принц Элрик, что в разных мирах безумие принимает самые разные формы.

Он не позволил ее настороженности испортить ему настроение. Он был полон решимости вернуть себе всю свою энергию, готовясь к тому, что ждало их впереди.

Оуне первая подошла к дверям белого домика.

Перед домом две курицы рылись в земле; к бочке была привязана старая собака, которая посмотрела на них, подняв седую морду, и усмехнулась; пара короткошерстых котов вылизывали свою серебристую шерстку на крыше над окном. Оуне постучала, и дверь тут же открылась. В проеме стоял высокий, миловидный молодой человек, на его голове красовался старый бурнус, а сам он был облачен в легкий коричневый халат с длинными рукавами. Казалось, он был рад посетителям.

— Приветствую вас,— сказал он,— Меня зовут Шамог Борм, в настоящее время я в ссылке. Есть ли какие хорошие вести из дворца?

— Боюсь, мы не знаем никаких новостей,— сказала Оуне.— Мы путешественники, и мы ищем Крепость Жемчужины. Она далеко отсюда?

— В сердце тех гор.— Он махнул рукой в сторону снежных пиков.— Не перекусите со мной?

Имя, названное молодым человеком, а также его необычный вид снова заставили Элрика обратиться к памяти — почему все это кажется ему таким знакомым. Он знал, что слышал это имя совсем недавно.

Когда они вошли в прохладный дом, Шамог Борм заварил для них травяной чай. Казалось, он гордится своим искусством домохозяина, и было очевидно, что он не простой фермер. В одном углу комнаты были свалены богатые доспехи, сталь, отделанная серебром и золотом, шлем с заостренным навершием, украшенным изображением сражающихся змеи и сокола. Там же лежали пики, длинный искривленный меч, кинжалы — оружие и снаряжение самого разного вида.

— Ты воин? — спросил Элрик, потягивая горячий напиток.— У тебя прекрасные доспехи.

— Прежде я был героем,— печально сказал Шамог Борм,— но потом меня изгнали из Крепости Жемчужины.

— Изгнали? — Голос Оуне звучал задумчиво.— Под каким предлогом?

Шамог Борм опустил глаза.

— Меня обвинили в трусости. Но я верю в свою невиновность. Меня просто околдовали.

И тут Элрик вспомнил, где он слышал это имя. Прибыв в Кварцхасаат, он, страдая от лихорадки, бродил по рынкам и слушал самые разные рассказы. И по крайней мере три из них были связаны с Шамогом Бормом, героем легенд, последним храбрым рыцарем империи. Его имя почиталось повсеместно, даже в лагерях кочевников. Но Элрик был уверен, что Шамог Борм и в самом деле жил — если только он вообще существовал — не меньше чем за тысячу лет до этого!

— И в каком же трусливом действии тебя обвинили? — спросил Элрик.

— Я не смог спасти Жемчужину, которая теперь заколдована и обрекает нас на вечное страдание.

— Что же это за колдовство? — быстро спросила Оуне.

— Для нашего монарха и многих его подданных стало невозможно покинуть Крепость. И я должен был освободить их. Но в результате моих действий колдовство только укрепилось. И мое наказание противоположно их наказанию. Они не могут уйти, а я не могу вернуться.

По мере того как он говорил, печаль его нарастала.

Элрик, удивленный разговором с героем, который должен был умереть еще несколько столетий назад, не мог сказать ничего вразумительного, но Оуне, казалось, поняла все, до последнего слова. Она сделала сочувственный жест.

— И Жемчужина находится там? — спросил Элрик, вспомнив о сделке, которую он заключил с господином Гхо, о мучительной смерти, которая ожидает Аная, о предсказаниях Оуне.