Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

– Уголовный розыск, – сказал Полимеев, показывая документ, хотя был в форме. Остальные тоже заполнили небольшой вестибюль угрожающе-торжественным видом шинелей и поблескиванием металлических атрибутов. Охранник, сам бывший комитетчик, понял, что дело нешуточное. – В какой квартире находится гражданин Парамиди?

– Парамиди здесь не проживает, – ответил охранник.

– Я спрашиваю, в какой квартире он находится.

Неприветливый страж подумал, прикинул долю своей ответственности и вразумительно ответил на вопрос подполковника, добавив уклончивое «кажется».

– Покажется тебе в другом месте, если у нас будут неприятности, – грубо обратился к нему Сидорин. – Сколько их там?

– Хозяин, гость и два телохранителя, – более охотно сообщил заспанный страж. – Хозяин Чепраков Семен Витальевич.

– Телефон, – Полимеев снял трубку телефона, стоявшего на лакированном столике. – Гражданин Чепраков? Уголовный розыск, подполковник Полимеев. Сейчас мы поднимемся в вашу квартиру. Советую не оказывать сопротивления. Дом окружен, нейтрализуйте своих наемников.

– Я в курсе. Пожалуйста, поднимайтесь.

Хозяин, суховатый и лысоватый, в домашнем халате, предупредительно открыл дверь.

– Прокурорские санкции, я надеюсь…

– В наличии, – спокойно сказал Полимеев и пропустил вперед бойцов с автоматами.

– Все лицом к стене, руки на голову! – страшным голосом закричал Иван Гороховский и, расставив присутствующих у стены, стал вместе с Рытьковым проводить обыск задержанных.

– Боже мой, но зачем же так… – ноюще проговорил Чепраков, раскоряченный и упертый лбом в стену.

– Ваши телохранители подозреваются в содействии побегу из суда обвиняемой Илляшевской, а также в нанесении телесных повреждений военнослужащим охраны, – официальным текстом сообщил хозяину Полимеев. – Обоим наручники. Выводите, старший лейтенант.

Гороховский с Минаковым и автоматчики повели людей Парамиди к лифту.

– Окружение вокруг дома снять, – приказал в мобильный телефон подполковник.

Стефан Георгиевич Парамиди, изжелта-бледный, стоял напротив милиционеров, сверля их черными ненавидящими глазами. Сидорин встретил это «зеркало души» криминального дельца обычным беспощадно-ледяным взглядом. Он никогда не скрывал личного отношения к преступникам, не в пример операм, подчеркивавшим корректное исполнение закона.

– Предъявите ваши документы, господа, – учтиво сказал Полимеев, проходя с Сидориным и Рытьковым в глубину роскошно меблированной квартиры следом за Чепраковым и Парамиди.

– Я гражданин Латвии, – Парамиди презрительно скривил рот под серповидными усами, выкладывая на бархатное покрытие круглого стола заграничный паспорт. – Нахожусь в Москве на законных основаниях, с целью заключения ряда коммерческих договоров. Могу предъявить все оформленные документы моей и дочерних фирм…

– Ваш официальный бизнес, господин Парамиди, меня не интересует. По этим вопросам вас будут проверять другие сотрудники уголовного розыска или ФСБ. Моя компетенция: тяжкие преступления. Вы подозреваетесь в убийстве артиста московского театра Половчука. Причем в убийстве при отягчающих обстоятельствах, произошедшем полтора года тому назад на Новом Арбате, в квартире потерпевшего, – Полимеев говорил почти любезным тоном, спокойно и ровно. – Капитан Рытьков, наденьте подозреваемому наручники.

– Но с какой стати! – возмутился Парамиди, сменяя желтоватую бледность на крупную пятнистость побагровевшего лица. – Разве меня взяли на месте преступления? Или я оказал сопротивление милиции? Я пожилой человек…

– Вы не женщина, – отрезал, вмешавшись, Сидорин. – Полтора года находитесь в розыске. Имеем право одолжить вам браслеты. – Он по-прежнему смотрел на Стефана Георгиевича тяжелым взглядом, содержащим и некое издевательское торжество.

– Что вы так на меня смотрите! – После звонкого отягощения наручниками у Стефана Георгиевича, видимо, не выдержали нервы. – Я никого не убивал. Я пока только подозреваемый. А вы, майор… вы странный тип. Наверно, если бы могли, приговорили бы меня к высшей мере…

– Не спорю, сделал бы это с удовольствием, – совершенно серьезно заявил Сидорин и поиграл желваками на скулах.

– Валерий Фомич, исключи пререкания с подозреваемым. В данном случае это не дает практической пользы, – остановил Сидорина «правильный» Полимеев.

В открытую входную дверь шумно вошли еще двое сотрудников МУРа с бежевым бультерьером на поводке.

– Ну, вот и Банан, – удовлетворенно приветствовал появление бультерьера подполковник. – Акимов, начинайте обыск помещения.

Полимеев показал хозяину санкцию прокуратуры.

– Уведи Парамиди, Рытьков. Сдай его нашим и возвращайся.

– А как же со мной? – почти плаксиво вопросил Чепраков. – Мне переодеваться и… тоже?

– Если тщательный обыск вашей квартиры не обнаружит оружия, взрывчатых и отравляющих веществ, а также наркотиков… к вам будет применена такая мера пресечения, как подписка о невыезде.

– Но меня с Парамиди связывал только бизнес. Поставки лекарств и цветных металлов. Совершенно законные поставки, – повторил Чепраков, почему-то приглушив голос.

– Поэтому вам и придется не покидать столицу до конца следствия по делу Парамиди. Когда будет доказано, что вы не имеете отношения к его деяниям…

– Конечно, не имею, господин подполковник! Повторяю: у нас с ним были чисто формальные связи, не более того. Я честный бизнесмен.

– Что-то не верится у нас в честный бизнес, – хамовато встрял неисправимый Сидорин. – Как говорилось в старину: «От трудов праведных – не наживешь палат каменных». А сейчас тем более, сажать надо каждого второго.

Находившиеся в квартире милиционеры не осудили (хотя бы мимически) некорректное высказывание Сидорина, наоборот – сочувственно ухмыльнулись.

На другой день в комнате управления, где сидел капитан Рытьков, бодро прозвенел телефон.

– Привет, Саня, – услышал Рытьков непривычно веселый голос Сидорина. – У меня новости из областного УВД. Я уже подъезжаю. Сейчас зайду к тебе, расскажу.

Войдя, Сидорин снял небрежно старую куртку, повесил на крючок, сел напротив.

– Где твой лейтенант женского пола? – спросил майор, потягиваясь и озираясь, как будто был здесь впервые. – Нету? Тем лучше.

– Таисия уехала с Гороховским на опознание, – ответил Рытьков, выжидающе поглядывая на Сидорина, с которым он, несмотря на разницу в возрасте, придерживался самых приятельских отношений. И строптивый, временами даже неприятно заносчивый, Сидорин не возражал. – Кстати, толковая девчонка, сообразительная, шустрая. Хорошо работает, – распространялся капитан. – Единственно, с мужчинами слишком сговорчивая, без комплексов. Так что, гляди, Фомич, как бы она тебя не подцепила.

– Я для нее стар. А как твоя африканская страсть? Встречаешься?