Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

– Я с вами не согласна, – жестко возразила Илляшевская. – Во-первых, если кому и дали по морде, кого и взяли под стражу, так это бедного лейтенантика и троих солдат. Так им и надо. Ослы. Ну, взгреют их непосредственного начальника. Вообще найдут для генералов стрелочника. Но скажите, многоопытнейший Стефан Георгиевич, как они могут серьезно проконтролировать десятки людей, общавшихся со мной на самом разнообразном уровне? Перечисляю: это и люди бизнеса, иностранцы из Германии, Польши, Италии. Это мои клиентки, женщины с большими финансовыми возможностями, с огромными связями, представительницы разных гуманитарных и феминистских организаций. Наконец, мои служительницы, музыканты, танцовщицы, певицы, акробатки. Затем повариха, охранники, шоферы и т. д. и т. п. Вы скажете, некоторых, моих людей арестовали. Да, правильно. Но только некоторых, совсем немного. Кое-кто погиб при печально сложившихся обстоятельствах по своей собственной глупости. Некоторых мне жаль, – она невольно вспомнила Любу Кокову, Екумовича и как бы некстати, но с особым сожалением, Галю Михайлову. – И вот еще что. Не надо считать оперов из МУРа, Комитета по наркоте, даже из районных УВД – гениями. Однако дураками их тоже не надо себе представлять. Среди них есть очень квалифицированные специалисты, уверяю вас.

– К несчастью, это так, – признал Парамиди, напряженно раздумывая над аргументами неумолкающей экс-директрисы.

– Так вот, – энергично продолжала Илляшевская, – опера отнюдь не дураки. Зачем они будут усиливать охрану «Золотой лилии», где был проведен тщательный обыск с собакой, натасканной на героин и кокаин? Чтобы захватить меня? Ну, знаете, они меня за идиотку тоже не держат. Преступница сбежала из-под стражи с помощью хорошо подготовленной группы сообщников. И она тут же помчалась в свой дом, находящийся под милицейской охраной? Ну, это уж слишком. Такое не придумает и самый неординарно мыслящий следственный авторитет. Где искать Илляшевскую? У всякого перечисленного выше. А их сколько? Двести человек, по меньшей мере. А если нападение на охрану и умыкание преступницы произвели третьи лица, которых не связывают со мной непосредственно? Например, вы, господин Парамиди. Точнее, ваша команда. Так где же искать? Во всяком случае, не в пустующем опечатанном здании феминистского филиала. Это было бы просто нелепостью, не имеющей никаких, даже косвенных причин. И вот именно этот вариант я как раз должна реализовать. Конечно, риск есть. Минимальный. Надо нейтрализовать ночную охрану, если таковая имеется. Часа на два, не больше. Другое дело, что я могу не найти то, что собираюсь там обнаружить. Надо попробовать, план у меня в голове.

– А может быть, лучше Цюрих?

– Швейцарский банк никуда не денется. Одним словом, вы даете мне своих парней и авто. Сегодня посреди ночи я начинаю работать над осуществлением моего плана. Если он удается, я привожу вам товара на пятьдесят миллионов, не меньше. Если нет… либо я снова сажусь, либо отправляюсь в мир иной. Или отдаю деньги из банковского вклада, – Илляшевская встала и подбоченилась.

«Лихая баба, – подумал немного растерянно Парамиди. – А что будет, коли все у нее получится? Но Макар в любом случае вытрясет из нее цюрихские деньги».

– Я, пожалуй, здесь не останусь, скроюсь в Москву, – суетливо проговорил Стефан Георгиевич. – У меня есть гнездышко в одном доме. Вот туда и доставите товар, в случае успеха. А в случае неуспеха… Не будем об этом говорить! – Парамиди с воодушевлением стукнул себя кулаком по колену.

* * *

К вечеру Илляшевская коротко остригла волосы и натянула на голову русый, неряшливо-вихрастый мужской парик. Была прилажена к ее лицу также небольшая бородка, приклеены усы, а по щекам с помощью грима создана запойная небритость. Лицо стало другого тона – грубоватого, обветренного, с подозрительной красноватостью у носа.

– Всё убедительно, – ехидно произнес охранник Рустем, смуглый красавец с университетским образованием. – Но ваши огненные глаза, мадам, выдают вас при близком рассмотрении.

– Ничего, припудрю веки серым. Сойдет. Можно нацепить очки сельского счетовода. Говорить придется охрипшим басом. Вот так вот: кха-кха!

Бывшая директриса превратилась в здоровенного мужика. Широченное и длинное потрепанное пальто (воротник поднят выше ушей), старый вязаный шарф, руковицы деревенские и разлапистая с большим козырьком кепара. Очки с круглыми мутноватыми стеклышками тоже нашли.

– Вполне, – поглядев на себя в зеркало, гордо провозгласила Марина Петровна. – Поехали.

Рустем и другой статный гвардеец Артем облачились в абстрактно-спортивные куртки и натянули черные трикотажные шапочки. Все забрались на сиденья неприглядной «Нивы» и пустились в путь, руководствуясь указаниями Илляшевской. Прибыв в район станции Барыбино, компания почти всю дорогу пребывала в молчании, не считая коротких реплик корректирующих маршрут. Только однажды Марина Петровна сказала Рустему:

– Забыла уточнить у Стефана Георгиевича, куда мы должны приехать после нашего мероприятия. Это в каком районе Москвы? Далеко от МКАДа? Интересно, сколько понадобиться времени?

Рустем пожал плечами:

– Это близко от МКАДа, в Строгино. Сразу заезжаешь на большую улицу, видишь торговый центр «Троицкий». А за торговым центром, в переулке, между обычными многоэтажками небольшой элитный дом. Он окружен железной оградой. Машины стоят прямо под окнами. Вот и всё. Вход один, этаж…

Услышав, как спокойно и подробно телохранитель Парамиди продиктовал ей московский адрес шефа, трижды зашифрованного космополитического магната, Илляшевская взволновалась. «Рустем нагло морочит голову, лепит отъявленную дезинформацию, – подумала она. – Или он стопроцентно ей доверяет?» В этом она очень сомневалась. Скорее всего, дорогостоящие наемники Парамиди твердо знали, что они в любом случае привезут ее, живую или мертвую, в лапы хозяина. Поэтому не считали нужным осторожничать, уклоняться от прямого ответа. «Скверно», – заключила для себя Илляшевская.

Уже поздно, около двенадцати ночи, в одном из подмосковных сёл «Нива» тормознула вблизи высокого забора. За калитку был выведен электрический звонок, под ним благообразно наличествовал почтовый ящик. Илляшевская нажала кнопку звонка. Хрипло залаяла собака, в голосе ее слышалась голодная злоба. Долго никто не отзывался. Потом осипший со сна мужик, пришмурыгав, наверное, в разбитых кирзачах, спросил за калиткой:

– Чего надо?

– Евдокию Мелентьевну позови. Скажи, Марина Петровна спрашивает.

– Не знаю я, где старуха. Может, дрыхнет. Завтра приходи.

– Тебе сказали: быстро позови Мелентьевну и не рассуждай, ну!

– Не нукай, не запрягла… Нашлась тут, да я…

– Сейчас калитку выбью, – присоединился к Илляшевской Рустем, – и фарш из тебя сделаю, придурок. Бегом выполняй, что тебе сказали!

– Собаку спущу с цепи… – перетрусившим голосом пытался пререкаться мужик.

– Я тебя вместе с твоей собакой зажарю на костре, если через минуту не приведешь кого надо, – начиная свирепеть, пообещал Рустем.