Первый шаг - Сабина Янина

сложное и мне нужен, как минимум год, чтобы адаптировать глобальную сеть и подключить к ней искусственный интеллект. Но время бежит быстро. Катастрофически необходимо успеть создать дублирующий контур управления и подключить его к искусственному интеллекту. Но я один не смогу этого сделать. Мне нужна ваша помощь.

– Наша помощь? – Сандра удивлённо смотрела на Ана. – Но что же мы можем сделать?

– Всё, Сандра, всё! Твой журнал выходит на мировой уровень. Я уверен, что Робин через него налаживает связь с другими элизиями. Должно быть, в приватном чате уже есть кто-то из них?

– Да, есть несколько человек, у нас для каждого элизия своя приватная комната.

– Это очень хорошо, очень хорошо. Но нужно быть крайне осторожными! И хотя я убедился, что Хранители, осознавая свою безнаказанность, довольно беспечны в вопросах безопасности, но любое неверное движение может этому положить конец. Ребята, – он взволнованно смотрел на них, – скажите мне главное, мы вместе?

Робин переглянулся с Сандрой.

– Ну, Ан ты даёшь. Огорошил. Надо всё обдумать, но, конечно, мы вместе! Да, Сандра?

– А то! Когда я была против хорошего дела?

– Отлично! Только пока никому ни слова. Вернусь, подключу вас к своему личному каналу, разработаем систему конспирации, а пока подумайте, кому можно доверять на все сто. Только помните, что от вашего решения будет зависеть успех нашего дела. Обо всём должны знать только мы трое. Места выхода второго контура управления Землёй в глобальную сеть мы обсудим позднее. Надо будет продумать, на ком замкнутся выходы, кто в нужный момент сможет переключить управление на глобальный искусственный интеллект. Осторожно постарайтесь узнать, кто из доверенных людей работает или имеет доступ к существующим компьютерным системам управления. Это будет самым важным в ближайшее время. Но не говорите никому ни о чем. Пока. Ни одной живой душе. Это сейчас самое важное.

– Озадачил, – Робин потёр лоб. – Не беспокойся, подумаем. А как же Линда? – вдруг спросил он.

В комнате повисла напряжённая тишина. Наконец, Ан решительно взглянул на Робина:

– А что Линда? Это дело частное, она никак не может повлиять. Линду я увезу отсюда, со мной она будет в безопасности. И да, Робин, я бы хотел просить тебя поговорить с ней, она сердита на меня и не хочет видеть. Я, конечно, виноват, но здесь ей гибель, должна же она понимать! Я считаю, что единственный выход – фиктивный брак.

Сандра насмешливо фыркнула:

– Фиктивный?

– Да, Сандра, я бы и рад был бы, но она и слушать не хочет. Фиктивный брак был бы реальным выходом для неё. Убеди Линду, Робин, мне ничего не нужно от неё, лишь бы она была свободна и в безопасности, – Ан просительно смотрел на Робина.

– Да, что я могу-то, Ан? Ты же знаешь женщин, если что втемяшат себе в голову, то никто их не переубедит.

– Прошу тебя, Роб!

– Хорошо, я поговорю, конечно, постараюсь убедить, но не знаю.

– Я завтра к её отцу. Постараюсь убедить его дать согласие на брак.

– Ей что пять лет? – фыркнула Сандра. – Да и потом, я на все сто уверена, что её отец никогда не согласится, только зря потратишь время и нервы.

– Не в возрасте дело. Брак Созидателя с Творцом и переезд его в Элизиум возможен только по специальным правилам, и одно из них – согласие родителей, которые останутся без поддержки. Другое же – отказ отца дать такое разрешение. Только ссылаясь на отказ, возможно открыть дело в суде и по суду получить право на брак, а я постараюсь заручиться поддержкой Главного Хранителя или его сына.

– Роем под Главного Хранителя и к нему же за поддержкой, – усмехнулся Робин.

– Да не против Главного Хранителя! Если бы он был причиной всех бед, то ликвидировать его было бы несложно. Надо систему изменить, один человек ничего не может!

– Да не горячись ты, я пошутил. Слово нельзя сказать.

– Ну и шуточки у тебя, – набычился Ан.

– Ладно, забыли, – Сандра поднялась. – У меня голова кругом, нужно всё обдумать. Пошли спать, уже скоро три ночи.

– Пока. Спокойной ночи.

– Спокойной, хотя какая тут спокойная ночь, – Сандра ушла к себе.

Робин хлопнул Ана по плечу:

– У тебя завтра не простой день. Ты с утра к Лебединским?

– Да, пораньше пойду, а потом к тебе в лечебницу, навещу Линду. Если успеешь, поговори с ней, пожалуйста.

– Поговорю. Давай. Пока. Я рано уеду в больницу, увидимся там.

– Хорошо. До завтра.

Они разошлись по комнатам.

***

Пётр Степанович и Клавдия Егоровна Лебединские, как обычно в это раннее утреннее время, пили в столовой чай с первой выпечкой их комбината «Хлебный Дом». По заведённому Петром Степановичем тридцать лет назад правилу каждое утро ровно в половину седьмого посыльный приносил в их дом коробочку, доверху наполненную свежеиспечённой сдобой и хлебцами из партий, готовых к отгрузке по булочным элизия. А в семь часов всё семейство уже сидело за столом и пило чай. Пётр Семёнович признавал только чай, и притом исключительно травяной, всё остальное считал не достойным хлеба. Сам же глава семьи относился к установленному ритуалу трепетно, смакуя каждый кусочек ароматного хлеба и наслаждаясь запахами, распространявшимся по всему дому. Курьер в это время сидел на кухне, тоже пил чай и ждал, когда робот-помощник Арсений принесёт из столовой разрешение от Лебединского, что хлеб можно отгружать в булочные.

Сегодня они были вдвоём: Пётр Степанович и Клавдия Егоровна. Пётр Степанович сильно располнел и полысел, но характером не изменился. Всё также ценил больше всего на свете хлеб, своё дело и своё слово. Клавдия же Егоровна теперь казалась как будто ниже ростом, но всё такая же прямая и хлопотливая, бесконечно любящая свою семью. Годы похоже не пощадили её ещё больше, чем главу семейства. Она сильно постарела и очень похудела, и уже не напоминала бравого гусарского гренадёра, а скорее всклокоченного растерянного воробья, которого случайно окатили водой.

Пётр Степанович допил третью чашку чаю, и, откинувшись на спинку трансида, позвал Арсения.

– Что, Арсений, газеты доставили?

– Да, Пётр Степанович, доставили. Сейчас принесу.

Пётр Степанович не признавал новости, ни в каком виде, кроме как напечатанными в газете. Интернет, телевидение, радио, просто услышанное – всё он считал сплетнями и, хотя любил послушать, не верил им, но напечатанное слово, остро пахнувшее типографской краской, для него было объективной и непреложной истинной, и потому каждое утро он требовал себе свежих газет. Знакомые и компаньоны, зная такую его странность, за глаза посмеивались над ним, но не могли не признать, что только вот на таких чудаках ещё