Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков

распахнутому в коридоре окну и, привстав с кресла, обнаружил внизу, в тени деревьев, лавочку, на которой играли в шахматы на выбывание солидные на вид пациенты. Вокруг них собралось с пяток раненых, ожидавших своей очереди. Все были в добротных пижамах, двое на костылях. Мессинг некоторое время наблюдал за игрой, потом позволил себе дать совет одному из участников. Все разом подняли головы. Он воспользовался случаем и представился. Как только выяснилось, что один присутствующих слыхал о нем и даже присутствовал на его представлении, собравшиеся тут же сменили гнев на милость.

Далее все стало проще.

Вольф признался, что сломал ногу. Несчастный случай! Теперь сидит здесь, скучает, теряет квалификацию. Хотелось бы поработать. Люди внизу пообещали – поможем!

К возвращению Айвазяна в вестибюле госпиталя уже висело написанное от руки объявление. Мессинг особенно настаивал на том, чтобы оно было написано именно от руки, ни в коем случае не типографским способом или на машинке. Айвазян бросился к главврачу, но генерал-майор медицинской службы отшил зарвавшегося особиста и заявил, что на территории госпиталя распоряжается он, и никто иной.

Была война, и военных, особенно раненых старших офицеров, тем более генералов, чьи палаты размещались в соседнем корпусе, уважали. Примчавшийся в палату Айвазян набросился на Мессинга с угрозами. Тот сделал невинные глаза – как Мессинг мог отказать главврачу, явившемуся в палату с просьбой устроить представление для ранбольных. Разве ему запрещали давать концерты? Наоборот, партия дала ему задание любыми способами помочь раненым поскорее вернуться в строй. Разве не так?

Айвазян сразу заткнулся.

Назначенный на вечер психологический опыт прошел на «ура». Мессинг был выше всяких похвал. Особенный смак отыскиванию предметов и выполнению других труднейших психологических заданий придавала кресло-каталка. Он отыскивал расчески, помазки для бритья, простенькие очки. Но – учтите обстановку! – когда ему представилась возможность угадать, где спрятан орден тяжелораненого подполковника-артиллериста, он ухватился за нее обеими руками. Наводку дали соседи подполковника, попытавшиеся подбодрить угрюмого и неразговорчивого фронтовика. Вольф спросил разрешение у раненого – имеет ли он право копаться в его вещах. Он с трудом кивнул. Мессинг нашел орден Боевого Красного Знамени в его тумбочке и обратился к присутствующим с вопросом: известно ли собравшимся, чем дорога нашему орденоносцу эта награда?

Вольф опять же обратился за разрешением к подполковнику. Тот не возразил. С его же молчаливого согласия, не задав ни одного наводящего вопроса, Мессинг поведал зрителям, за что был отмечен артиллерист.

Когда он вскинул обе руки и объявил – вижу! – в просторной палате наступила мертвящая тишина.

– Вижу высоту с отметкой 124,5. На вершине разбитый ствол березы. В корнях укрытие, в нем раненый герой, – Мессинг указал на подполковника. – Он заменил на наблюдательном пункте смертельно раненого лейтенанта. Бросился спасти его и вот… Связь работает, он отдает приказ. Выстрел, второй, третий – цель поражена. Не вижу цели, только разбитый пулемет…

Подполковник сжал зубы так, что его лицо побелело.

Мессинг обратился к нему:

– Я могу продолжать?

Подполковник кивнул.

– Лейтенанта не донесли до медсанбата. Его похоронили под Ржевом, в сырой земле. Это был сын нашего героя.

Подполковник слабо поправил медиума:

– Племянник. Он у сестры был единственный. Я должен был присмотреть за ним.

– Простите за ошибку.

– Ничего.

В другой палате, куда Мессинга вкатили, он предсказал раненному в грудь капитану, что скоро его ждет нежданная радость.

Тот скривился:

– Какая радость. У меня все остались там… – он указал рукой в сторону заката.

– Ждите завтра. До обеда.

На следующее утро в палату принесли письмо от спасшейся чудом жены. Ее с детьми успели эвакуировать в Сибирь.

Все только и говорили о письме. Многие попросили подсказать, когда же им придут весточки. Кому имел право, сказал. Перед другими, их было куда больше, отговорился. Ответил – не знаю.

С того дня пошло-поехало. Слух о Мессинге докатился до других госпиталей. Там начали выражать возмущение, почему к ним не приглашают Мессинга. Местные политработники обратились к Гобулову, и тому пришлось дать разрешение на психологические опыты, ведь формально никакого обвинения Вольфу Мессингу предъявлено не было. Держать знаменитого ясновидящего под стражей без веских оснований, тем более в Ташкенте, куда было эвакуировано множество культурных работников, а также писателей и кинематографистов, которые тоже желали лично пообщаться с Мессингом, было вызывающе опасно. Гобулов по опыту знал: с работниками культуры лучше не связываться. Особенно с писателями. Где-нибудь ляпнут, потом не отмоешься. И ноги всем не переломаешь, и в Ташкенте не удержишь, как это случилось с таким обременительным гастролером, как Мессинг.

Гобулов настоял на скорейшей выписке артиста. Его на той же «эмке», на которой он был доставлен в кирпичный дом, привезли в гостиницу «Ташкент». Вообразите, какую радость испытал Мессинг, обнаружив, что сопровождающими в машину были назначены Айвазян и Гнилощукин. Он поздоровался с обоими, был мил и весел, чем откровенно смутил их черствые чекистские сердца. На прощание они даже не пригрозили ему скорой встречей. И это правильно, само их присутствие было красноречивее любых слов.

В номере Мессинга ждал Лазарь Семенович.

Они поздоровались. Вольф позволил Кацу обнять себя, сообщил, что готов к выступлениям.

Лазарь Семенович внимательно, с неизбывной еврейской тоской заглянул глаза и кратко поинтересовался:

– Обошлось?

Медиум кивнул. Действительно, обошлось. Правда, ненадолго. Это было ясно как день.

Глава VI

Сразу после водворения несчастного шнорера в гостиничный номер Мессинг решил убедиться в точности расшифровки кода будущего, которое ждало его в Ташкенте. Прежде всего попросил Каца отправиться на вокзал и заказать билет в Москву. Лазарь Семенович огорчился: вы решили покинуть нас? Так скоро? Мессинг указал на сломанную ногу и пояснил, что с такой ногой ему трудно полноценно обслуживать зрителей. Ему надо подлечиться, и это желательно сделать в столице. Лазарь Семенович уныло кивнул и безропотно поплелся на вокзал. Вернувшись, сообщил, что на ближайшее время билетов нет и не предвидится. Тем более что в настоящее время пассажирские перевозки резко сокращены.

Вольф вздохнул, и на машине, присланной директором, они отправились в контору Госконцерта.

В кабинете Исламов выразил огромное удовлетворение «проделанной в госпитале работой» – он именно так и выразился, чем поставил Мессинга в тупик, – затем, отослав Каца, пригласил на небольшой сабантуй, который решил устроить по случаю выписки из госпиталя. Они отправились в чайхану, где к ним подсел дружок Исламова, назвавшийся работником местного обкома комсомола. Они вполне прилично посидели, отведали вкуснейший плов, поболтали о том о сем. Комсомольский активист объяснил Вольфу, какие первоочередные задачи стоят перед республикой. Это, прежде всего, повышение урожайности хлопчатника, ведь без