Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков

спорить с ним, тем более что-то объяснять или доказывать, бесполезно. Куда надежнее со всем энтузиазмом поддержать его в желании наставить Вольфа на путь истинный. На это он сил не жалел.

Не сразу, после долгих уговоров и под давлением неопровержимых фактов, Мессинг был вынужден согласиться с ним, что в мире (как и в окружающем нас воздухе) существуют только «материализм и идеализм». Они борются между собой, и каждый сознательный элемент должен сделать выбор в пользу «материализма», потому что он «научно доказан», а «идеализм научно не доказан». Как можно не понимать «таких простых истин».

В конце концов они пришли к согласию по всем пунктам, кроме существования неизведанного и всесилия «научного метода». Здесь Вольф стоял как скала. Айвазян выходил из себя, начинал кричать, что только грязные ишаки не способны различить разницу между «первичным» и «вторичным», а если между ними «есть разница», о каком «непознанном» может идти речь! Особенное возмущение вызывал у него отказ медиума признать «всемогущество научного метода». От Айвазяна первого он услышал: «партия учит нас, что Солнце стоит неподвижно, а Земля ходит вокруг него».

– Ленин учит! Сталин учит! Карл Маркс тоже учит, – укорил он Мессинга, – а ты споришь.

Мессинг сдался только после того, как выудил из Айвазяна общую картину несчастья, случившегося с ним в Ташкенте.

Лучший способ помочь человеку нараспашку распахнуть собственное бессознательное – это усадить его играть в какую-нибудь азартную или не очень игру. Айвазян оказался страстным любителем шахмат, однако, к моему удивлению, руководствовался он несколько иными правилами, чем те, к которым привыкла многомиллионная армия любителей этой древней игры.

Во-первых, он играл исключительно на деньги.

Во-вторых, исключительно со своими подчиненными, будь то в Гагринском райотделе НКВД, в центральном аппарате, где он короткое время подвизался у старшего брата Амаяка, Богдана, или в больничной палате, где жертвой оказался заезжий гастролер, в каком-то смысле тоже отданный в его распоряжение.

Мессинг не стал нарушать традицию и после каждой партии расплачивался купюрами, которые ему в целостности и сохранности вернули после разговора с Гобуловым. Доставил их давний знакомый Кац, но это к слову.

Правда, первую партию Мессинг выиграл, хотя до этого момента он всего два раза в жизни двигал фигуры. Победу он выудил из самого Айвазяна.

Надо было видеть этого до мозга костей пропитанного обидой материалиста, когда он получил мат. Он улегся на кровать и, сдерживая дыхание, принялся успокаивать себя (слушай, он правил не знает!! Дикий человек! Совсем варвар!.. Идеалист!!). Потом долго обдумывал, как бы заполучить в свое распоряжение «эту хитрожопую проныру» и в компании с Гнилощукиным разобраться с ним «по каждому пункту обвинения». Собственная фантазия увлекла его, сгладила неудачу. Разборку они бы начали с незнания правил, затем по очереди, до идеалиста.

От реванша он, будучи в оскорбленном состоянии, отказался, буркнул, что отдаст деньги «скоро». Завтра, например. Однако Мессинг настоял – не дело ответственному работнику праздновать труса. Кавказец взвился до небес, сбросил доску и фигуры на пол и заорал:

– Слушай, какой шайтан тебе нужно?!

На его крик тут же прибежала медсестра. Увидев девушку, он, указывая на доску, грубо приказал:

– Расставляй!..

Вольф не успел опомниться, как медсестра бросилась к доске, подняла ее с пола и начала поспешно ставить фигуры.

Это тоже факт, который следовало учесть при работе с Айвазяном.

Вторую партию Мессинг, конечно, проиграл, чем привел соседа в восторженное состояние – теперь ему не надо было отдавать долг. Когда Вольф проиграл и следующую партию и тут же расплатился, капитан совсем размяк и в скобках добрым словом помянул новосибирских чекистов, приславших в Ташкент такого жирного, набитого купюрами индюка, как Мессинг.

Находясь в усиленном нервном поиске, экстрасенс, переставляя фигуры, позволял себе только на мгновение отвлекаться на посторонние соображения. Однажды, когда этот кавказский кабан по поводу наших потерь на фронте мимоходом упомянул, что войны без жертв не бывает и русские бабы еще нарожают, Мессинг едва сдержался. Очень хотелось молча, как медиум индуктору, врезать Айвазяну по непознанному в его психике и одним махом отомстить за тех, кто замерзал на снегу, кто бросался под танки и на амбразуры, кто подрывал себя и врагов последней гранатой. Он вспомнил о летчике, который на подаренном им самолете ежедневно рискует жизнью, и сосредоточился на том, чтобы любой ценой победить врага на своем – третьем – фронте.

Ему нельзя было сдаваться в плен. Он был полон будущим.

По мысленному, в скобках, свидетельству Айвазяна, его покровитель, а также весь руководящий состав местного наркомата внутренних дел прокляли новосибирских чекистов задолго до того, как они встретились в больничной палате. Вот что Мессингу удалось выудить у «хитрожопого особиста». Сибирские следопыты, по-видимому, решили любой ценой избавиться от надоедливого и странного гастролера, имевшего неясные связи в Москве. При первой же возможности они сбагрили Мессинга в Ташкент. В сопроводиловке было сказано, что этот «В. Г. Мессинг прекрасно зарекомендовал себя и готов к сотрудничеству. Разбирается в “польском вопросе”» – и точка. Начальник Новосибирского управления и не подумал предупредить Гобулова, что этим типом интересуется Москва, а без наводки как работать?

Что касается Москвы, то голосом зовущего, лучом маяка прозвучала мелькнувшая в голове Айвазяна фамилия «Маленков». Все остальное оказалось делом техники. Наобум слопав пешку соседа, Вольф, потирая руки, вслух порадовался – пешки тоже не орешки. Взорливший особист тут же взял слона. Месинг изобразил полное недоумение и, не скрывая обиды, заявил:

– Предупреждать надо! В Москве так не поступают! Москва – большой город!! – после чего, в назиданье, завел разговор о своих выступлениях в столице и о том, с какими большими людьми ему приходилось там встречаться. С Маленковым, например.

Айвазян сглотнул наживку. Не скрывая изумления, он поинтересовался, неужели Вольф знаком с самим Маленковым?

– Как же, – ответил тот, – мы познакомились с Георгием Максимилиановичем на даче Иосифа Виссарионовича.

Этот ход решил дело. Айвазян застыл и некоторое время сидел, как ватный, усиленно соображая – сразу бежать к Гобулову и сообщить ему, что проныра бывал на даче хозяина, или прикинуться дурачком и попытаться выведать, когда и по какому случаю тот был вызван в Кунцево.

Наконец он решил, что будет лучше продолжить разговор. Чтобы добиться цели, он решил выложить что-нибудь из того, чем поделился вернувшийся из Москвы Гобулов. Пусть проныра убедится, он тоже лаваш без шашлыка не ест! Сосед согласился: «кто спорит, Москва – большой город», и «там есть люди, которые как вершины, далеко смотрят. Но недолго».

– Это почему же? – удивился Мессинг.

– Буря в Москве, дорогой, – по секрету сообщил Айвазян. – Большая