Глубокая охота - Андрей Андреевич Уланов

Мы ему рули выбили. Он до сих пор идёт только на работе винтами. Видела, как он сейчас поворачивал? Мог бы круче на борт положить, а не башнями крутить. Если бы кавалеристы это вовремя поняли, они бы уже третью смену торпед в аппаратах ему в борт доколачивали, а не в артиллерийские салочки играли.

— А если нет? — возразила Газель.

— А вот если нет, первыми всё равно идём мы, химики, — откликнулась Сабурова-Сакаенко. — Полминуты облако с воздушным подрывом точно продержится. Если сумеем на палубу уложить, то и дольше. Решайся, командир.

— Розовый лидер — всем бортам! — после короткой, очень короткой, паузы объявила Газель Стиллман. — Комбинированная атака. Химики, торпеды, пикировщики. Готовность!

— Есть готовность! — имперца внизу снова окатили брызги от близких накрытий. «Перун» всё так же упорно давал почти точные залпы без единого поражения цели.

— Отряд! — вроде бы и негромко объявила Сабурова-Сакаенко. — Держать строй на меня. Курс встречный! Поехали!

Химические бомбы предназначались в основном для работы по охране аэродромов. Ядрёная смесь из белого фосфора, загустителя, металлической пудры и только военные химики знают, чего ещё прекрасно выжигала имперских зенитчиков даже в окопах. Тех, кто мог забиться в щель — по щелям же и душила. По стальной громаде суперлинкора, где открытых боевых постов не было в принципе, её эффективность оставляла желать лучшего… с одним-единственным исключением.

Имперский флот слишком полагался на оптические директоры артиллерийского огня.

Причудливые белые хризантемы, каждая с хороший дом размером, вспухли на месте каждого пузатого бочонка химической бомбы и обманчиво-медленно сели на палубу суперлинкора. На какое-то время над водой повисло молочно-белое плотное облако, из которого выдавались только нос и верхушки мачт имперца. Один из бочонков с ударным подрывом размазался точно между первыми двумя башнями — и теперь плотный столб непроглядного белого дыма хлестал по передней надстройке и средней части корпуса цели.

Из облака ударили струи трассеров — но вразнобой. Да и повторить свой манёвр с креном имперец не мог и при всём желании. Разве что затопить отсеки по угрожаемому борту — но при их размере времени на это требовалось столько, что торпедоносцы Розового лидера успевали в любом случае раньше.

— Попадание! — голосом спортивного комментатора выкрикнула Рысь в кабине гидроплана высоко над целью. — Попадание! Достали его! Пять торпед в один борт!

Из неуклонно рассеивающегося дымного облака медленно, с хорошо заметным креном, показались обводы суперлинкора.

— Чёрный лидер, атакую, — Юнона Тояма отправила самолёт в пике. Сквозь облако дыма оказалось не так-то легко целиться, но одна бомба всё же нашарила свою цель. У кормы имперца полыхнула вспышка разрыва.

— Убавили мы ему прыти, — довольным тоном сказала Газель Стиллман. — Раза в два скорость упала.

— Армейцы идут в торпедную атаку, командир! — предупредила Марыся Пшешешенко.

Теперь, когда суперлинкор потерял ход и наполовину ослеп, манёвр кавалерийских эсминцев больше не выглядел самоубийством. Неуверенные залпы, по одной башне за раз, ещё успели поднять брызги на пути окутанных дымом завесы эсминцев, но затем каждый из них по очереди заложил крутой поворот и канул обратно в дым — уже без торпед в аппаратах.

— Смотрите! — выкрикнул кто-то.

На корме имперца, там, куда Тояма положила свою бомбу, поднялся исполинский столб пламени. Корму, чуть дальше первой тяжёлой башни, попросту оторвало. Имперец осел и тяжело завалился назад. Следы торпед — идеальный веер! — один за другим проходили всё ближе и ближе к стремительно уходящему в зенит носу. И всё так же, один за другим, проскальзывали в ничем более не занятой пустоте, ниже воздетого к небесам алого киля.

«Адмирал Хорнблязер», всё, что от него осталось, так и ушёл на дно — под тридцать градусов к горизонту, без единого торпедного попадания… и без единого заметного выжившего на грязной морской глади в пятнах мазута, и лужицах дымящейся огненной смеси

Далеко внизу, зарывшись носом в океан, покачивался на волнах без хода, и, вроде бы, даже совершенно раздумал тонуть, искалеченный «МакКейн». Самолёты, один за другим, в плавном вираже набирали высоту — один виток за другим.

— Командир, — Церес Формайл отключила связь, чтобы её слышала только напарница, и несмело обратилась к Газели. — Направленная моргалка с «Блискавицы». Только нам. «МГ — ГС: 225». И на повтор.

Газель Стиллман издала звук провалившегося в щель между стеной и диваном котёнка, но всё же нашла в себе достаточно сил, чтобы качнуть в ответ крыльями. Моргалка погасла.

— Командир? — Церес Формайл почувствовала, что пилоту не так-то легко удерживать самолёт на курсе. — Что-то случилось.

— Я, — выдавила Газель. — Я тебе потом расскажу. Наверное. Вот помирать лягу от старости — и сразу же расскажу!

Последняя интерлюдия

База четвёртого имперского глубинного флота «Разящая сталь», остров Удот, лагуна атолла Фийчуук.

Бело-жёлтый «парадный» лимузин от Поставщика Двора Его Императорского Величества мастера Команосукэ Утиямы офицеры штаба — да и сам адмирал — без всякой должной почтительности обычно именовали «великим имперским рыдваном». Действительно, здоровенная прямоугольная кабина заставляла вспомнить старинные кареты. Скорость же передвижения наводила на мысль, что восьмицилиндровый мотор, это, конечно, хорошо, но восьмёрка лошадей могла бы тянуть данное чудо техники даже чуть быстрее…

Не удивительно, что адмирал Берсень предпочитал использовать для поездок либо трофейный «Джурай-Эсквайр» либо амфибийный «сапожок» — тем более, что оправляться в дальние поездки на Удоте было некуда. Однако сейчас мероприятие предстояло насквозь официальное и даже странным образом совмещавшее строжайшую секретность с присутствием нескольких «прилипал» от комиссариата, считай, от министерства пропаганды. А значит, надо соответствовать, с этих дармоедов станется кинохронику начать снимать и спаси духи предков, если в кадр чего лишнее попадёт.

Все это адмирал прекрасно знал, но все равно злился. Знание не могло компенсировать отсутствие в рыдване кондиционера. Без которого и встроенный бар был не в радость, надраться все равно нельзя, речь еще толкать, а прихлёбывать пиво — теплое! Чтоб его морские демоны изблевали! Опять забыли лёд положить! — ни малейшей тени удовольствия не доставляло.

И наружу не высунуться — там еще хуже. Хоть и вечер уже, солнце почти зашло…

Словно чтобы окончательно утвердить адмирала в последней мысли, дверца распахнулась и в салон рыдвана вместе с жарким и влажным воздухом просочился адъютант.

— Последняя сводка от летунов, Арнольд Кэншинович. Вы приказали, чтобы сразу к вам на стол, но…

— Ты стол тут видишь, Николай? — выразительно развел руки адмирал. — Вот и я не вижу. Ладно… буквами скажи, что там.

— Заявили еще пять потопленных транспортов.

— Наших подранков добирают, — недовольно проворчал Берсень. — На конвой-то с прикрытием лезть больно, а вот недобитков одиночных топить, совсем другой расклад.