Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

Военная операция, казалось, никогда не кончится, да и разбою не видно было конца. От этого Керстайн хандрил все больше, несмотря на то что они с Поузи проезжали по альпийскому региону, где находилось большинство нацистских хранилищ украденного искусства. В письме домой Линкольн подытоживал: «Мое настроение улучшается, а волосы выпадают, стоит новому из бесконечных серых дней подойти к концу. Кругом становится все очаровательней и очаровательней, а я на самом дне состояния “мне плевать”. <…> Я знать не желаю, какое паршивое будущее ждет паршивую старую Германию».

Хранители памятников стремились приблизиться к линии фронта, а рядовой Гарри Эттлингер все так же мрачно сидел в казарме в пригороде Мюнхена. Было 7 мая, прошло уже почти четыре месяца с тех пор, как его выдернули из грузовика в Бельгии, и все это время он только пил да ел. Гарри мысленно вернулся в тот день, когда несколько недель назад на своей последней стоянке в палаточном лагере под немецким Вормсом он взобрался на находившийся неподалеку холм. Наконец-то потеплело, и деревья стояли в цвету. На него упала тень, и Гарри задрал голову, ожидая увидеть самолеты, но это оказалась всего лишь птичья стая. Он заметил одинокую фигуру в конце дороги. Двадцать минут он наблюдал за карабкающимся на холм человеком. И только когда тот подошел совсем близко, Гарри заметил, что у него протез вместо ноги. Гарри протянул ему руку, но мужчина отмахнулся. Он оказался священником расположенной за горой часовни. Ногу он потерял два года назад на русском фронте. Они едва перекинулись парой слов, но у Гарри осталось чувство, что чуть ли не впервые за эти месяцы он по-настоящему поговорил с другим человеком. Пока что это была его единственная встреча с врагом.

– Говорят, ты знаешь немецкий. – Это было так неожиданно, что Гарри оглянулся, чтобы убедиться, что обращаются именно к нему.

– Да, сэр! – рядовой Гарри Эттлингер чуть не отдал честь, но заметил, что к нему обращается такой же рядовой.

– Я уже два дня занимаюсь переводами, – сказал тот. – Интересная работа, но не для меня. Хочу перейти в военную разведку. Четверо американских солдат изнасиловали немецкую девушку. Хочу заняться расследованием. Тебе интересно?

– Изнасилование?

– Нет, работа переводчиком?

– Да, сэр, – повторил Гарри, даже не спрашивая, в чем состоит работа.

Отдел, куда направил его солдат, располагался по ту сторону строевого плаца, в здании, которое оказалось штаб-квартирой 7-й армии США. Это была небольшая комнатка на втором этаже, где стояло несколько заваленных бумагами столов. За столами сидели двое мужчин, еще один раздавал посреди комнаты приказы. Увидев Гарри, он рявкнул:

– Вы наш новый переводчик?

– Да, сэр. Рядовой Гарри Эттлингер, сэр.

– Кажется, вы немец, Эттлингер.

– Американец, сэр. Но по рождению немецкий еврей. Из Карлсруэ.

– Вы приписаны к какому-нибудь отряду, Эттлингер?

– Насколько мне известно, нет, сэр.

Мужчина протянул ему стопку бумаг.

– Прочитайте эти документы и скажите нам, что в них. Только самую суть и важные подробности: имена, места, произведения искусства.

– Произведения искусства? – переспросил Гарри.

Но прежде чем он успел договорить, мужчина развернулся и вышел из комнаты. Да, этот знает свое дело, подумал Гарри. Он понимал, что если справится с переводами, его возьмут в это подразделение, и какую бы работу ему ни пришлось здесь выполнять, она казалась Гарри лучшей на свете – хотя бы потому, что он будет трудиться рядом с этим человеком. Только много позже Гарри Эттлингер узнал, что до своего перевода в новый отряд он был приписан к переводческой части, которой предстояло принимать участие в нюрнбергских процессах. Именно их он и дожидался все эти четыре месяца.

– Каков, а! – восхищенно произнес Гарри, обращаясь к оставшимся в кабинете людям.

– Вы еще не все знаете, – ответили ему. – Он сейчас выбивает два лучших здания в Мюнхене: канцелярию Гитлера и бывшую штаб-квартиру НСДАП. Паттон хотел устроить там областной штаб, но, зная нашего лейтенанта, можно не сомневаться, что скоро это будут пункты сбора ПИИА. В этих домах будем только мы – и еще тысячи вещей, о которых вы прочтете в этих документах. Вот так-то.

Гарри посмотрел на бумаги в его руках:

– О чем я там прочитаю?

Один из мужчин рассмеялся:

– Добро пожаловать в отдел памятников. Я лейтенант Чарльз Паркхерст из Принстона.

– Гарри Эттлингер, Ньюарк. – Гарри помолчал, ожидая продолжения. – А кто это был? – наконец спросил он.

– Лейтенант Джеймс Роример. Ваш новый начальник.

Новый начальник. Гарри нравилось, как это звучит.

– Куда он уехал?

– В Зальцбург. Он возглавит вооруженный поход в соляную шахту в Альтаусзее.

Джордж Стаут в Бернтероде не спешил. К эвакуации сокровищ из шахты было привлечено более двадцати человек, в том числе обнаруживший ее артиллерийский отряд, небольшая группа инженеров и четырнадцать бывших трудовых узников из Франции, которые работали здесь последние несколько лет, – и все они мечтали закончить как можно быстрее. С потолков темной, заросшей плесенью шахты капала вода, а раздражающие перебои с электричеством длились часами. Даже Уокеру Хэнкоку, который теперь уже мог похвастать богатым опытом обращения с предметами искусства на фронте, не терпелось поскорее убраться отсюда. Ведь помимо прочего вся операция проходила над четырьмястами тысячами тонн взрывчатки.

Но Джорджа Стаута все это как будто не беспокоило. Неважно, чем занят внешний мир, где разносятся слухи о конце войны, – все это не имеет никакого отношения к тому, что происходит глубоко под землей в Тюрингенском лесу. Для эвакуации необходима была тщательная подготовка. По счастью, артиллерийский отряд уже исследовал почти все многокилометровые туннели. Они не нашли больше никаких сокровищ, зато обнаружили несколько складов с немецкой военной амуницией. Стаут разрезал сапоги из газостойкой резины на прокладки, чтобы картины не терлись друг о друга, а резиновые плащи идеально подходили, чтобы оборачивать картины – что было особенно важно в мокрой шахте. Разобравшись с упаковочными материалами, он принялся за инвентаризацию и подготовку к эвакуации. Однажды днем (или предполагаемым днем, потому что вот уже двое суток они существовали в полной темноте) Уокер Хэнкок поднял взгляд и заметил, что Стаут хмурится, глядя на него. Хэнкок понял, что, задумавшись о Сайме, о доме, который они себе купят, и о детях, которые у них, наверное, когда-нибудь будут, он стал сворачивать веревку щедрыми вращательными движениями, подобно массачусетским рыбакам, за которыми он так часто наблюдал дома. Стаут в свою очередь старательно накручивал веревку от ладони до локтя точными, ровно отмеренными отрезками.