За борт! - Клайв Касслер

Моран собрал пресс-конференцию посреди Джексон-сквер, на другой стороне Пенсильвания-авеню, напротив Белого дома, и ответил на вопросы множества корреспондентов. Пробил час его торжества, и он наслаждался всеобщим вниманием.

— Вы можете сказать, где находились последние две недели? — спросил Рэй Марш из „Нью-Йорк таймс“.

— С удовольствием, — ответил Моран. — Лидер большинства сенатор Лаример и я отправились в отпуск порыбачить в Карибском море; мы хотели попытать счастья и поймать рекордного марлина, но в основном чтобы обсудить проблемы нашего великого народа.

— В первых сообщениях говорится, что сенатор Лаример погиб во время трагедии „Леонида Андреева“.

— С прискорбием сообщаю, что это правда, — сказал Моран, неожиданно посерьезнев. — Мы с сенатором находились в пяти или шести милях от русского круизного лайнера, когда услышали взрыв и увидели огонь и дым. Мы сразу приказали капитану сменить курс и направиться к месту катастрофы. Когда мы прибыли, „Леонид Андреев“ уже был в огне от носа до кормы. Сотни испуганных пассажиров прыгали в море, у многих горела одежда.

Моран помолчал для усиления эффекта, потом принялся энергично описывать:

— Я прыгнул в воду, сенатор за мной, и мы стали помогать тем, кто был ранен или не умел плавать. Мы боролись за них, казалось, долгие часы, держали на плаву женщин и детей, пока не удавалось поднять их на борт. Я потерял из виду сенатора Ларимера. А когда увидел опять, он плыл лицом вниз — явно результат сердечного приступа от перенапряжения. Можете процитировать меня: он умер героем.

— Сколько людей, по-вашему, вы спасли?

Джо Старк из „Юнайтед пресс“.

— Я потерял счет, — скромно продолжал лгать Моран. — Наша маленькая яхта была опасно перегружена обгоревшими и едва не утонувшими жертвами. Поэтому, чтобы не превратиться, так сказать, в соломинку, которая может ее потопить, я остался в воде — лишь бы еще один бедолага мог спастись. Но мне повезло: меня подобрал флот, который, надо сказать, проявил себя великолепно.

— Вы знали, что на „Леониде Андрееве“ находилась конгрессмен Лорен Смит? — спросила Марион Турнье с радиостанции „Ассошиэйтед пресс“.

— Тогда не знал, — ответил Моран, снова делаясь серьезным. — К сожалению, мне только недавно сообщили, что она числится пропавшей без вести.

Кертис Майо сделал знак оператору и подобрался поближе к Морану.

— Конгрессмен, каково ваше отношение к беспрецедентному закрытию президентом конгресса?

— Я в ужасе от того, что можно так бесцеремонно поступать с нашим правительством. Ясно, что президент не в себе. Одним страшным ударом он превратил нашу страну из демократической в фашистскую. Я намерен приложить все силы к тому, чтобы сместить его со своего поста, и как можно быстрей.

— Как вы намерены этого добиться? — подстрекал Майо. — Всякий раз как члены конгресса собираются, чтобы начать процедуру импичмента, президент посылает войска разогнать их.

— На этот раз все будет иначе, — уверенно сказал Моран. — Завтра в десять утра члены конгресса проводят объединенную сессию в Аудитории Лиснера в университете Джорджа Вашингтона.[27]

Для того чтобы избежать безнравственного и незаконного вмешательства призванной президентом армии, мы намерены противопоставить силе силу. Я посовещался в палате представителей и сенате с коллегами из соседних штатов Мэриленд и Виргиния, и те убедили правительства штатов прислать для нашей защиты национальную гвардию.

— Получит ли она приказ стрелять? — спросил Майо, чутьем газетчика угадывая кровь.

— Если на них нападут, — холодно ответил Моран, — безусловно да.

— Так начинается Вторая гражданская война, — устало сказал Оутс, выключив телевизор и повернувшись к Эммету, Мерсье и Брогану.

— Моран безумен не меньше, чем президент, — сказал Эммет, с отвращением качая головой.

— Чем, по-вашему, может кончиться столкновение в Аудитории Лиснера? — спросил Оутс у Эммета.

— Спецчасти армии и морской пехоты, патрулирующие Капитолийский холм, — хорошо подготовленные профессионалы. Можно не сомневаться, что они удержатся и не предпримут ничего глупого и безответственного. Подлинную опасность представляет национальная гвардия. Достаточно, чтобы один человек запаниковал и выстрелил. И тогда мы станем свидетелями бойни, как в университете Кент,[28]только гораздо худшей. На этот раз на огонь национальных гвардейцев ответят несущие смерть снайперы.

— И не станет легче, если под перекрестным огнем погибнет несколько конгрессменов, — добавил Мерсье.

— Президента надо изолировать. Расписание — пересмотреть, — сказал Оутс.

Мерсье не был убежден.

— Это означает, что мы не позволим доктору Эджли оценить сигналы мозга президента.

— Предотвращение массового убийства важнее попытки перехитрить русских, — сказал Оутс.

Броган задумчиво смотрел в потолок.

— Думаю, мы сможем и украсть цыпленка, и ощипать его.

Оутс улыбнулся.

— Я слышу, как крутятся колесики у вас в голове, Мартин. Какую макиавеллиевскую схему достанет из рукава ЦРУ?

— Есть способ дать Эджли преимущество, — с хитрой улыбкой ответил Броган. — Кое-что взятое из „Сумеречной зоны“.

Когда Питт медленно спустился по трапу из пассажирского реактивного самолета, принадлежащего ВМФ, на военно-воздушной базе Эндрюс его ждал лимузин.

В машине, не видный за тонированными стеклами, сидел адмирал Сандекер.

Он открыл дверцу и впустил Питта.

— Как прошел полет?

— К счастью, не трясло.

— Багаж есть?

— Он на мне, — ответил Питт. Садясь рядом с адмиралом, он поморщился и сжал зубы.

— Больно?

— Не очень. Сейчас не склеивают разбитые ребра, как в старину, дают им срастись самим.

— Простите, что настоял на столь поспешном возвращении, но в Вашингтоне вот-вот разразится буря, и Даг Оутс надеется, что вы располагаете информацией, которая поможет распутать кое-какие узлы.

— Понимаю, — сказал Питт. — Есть новости о Лорен?

— Боюсь, нет.

— Она жива, — сказал Питт, глядя в окно.

— Не сомневаюсь, — согласился Сандекер. — Наверно, ее имя просто пропустили в списке выживших. А может, она хотела сохранить анонимность, чтобы избежать прессы.