История франков - Григорий Турский

32. Несколькими месяцами ранее Левдаст снова прибыл в окрестности Тура, привезя письменное распоряжение от короля. В нем говорилось о том, чтобы Левдасту вернули жену и разрешили поселиться в городе. Он также привез письмо, подписанное несколькими епископами, просившими снять с него отлучение от церкви.

Поскольку его отлучили во многом благодаря королеве Фредегунде и я не получил от нее никакого послания, я отложил принятие решения. «Когда я получу соответствующее распоряжение от королевы, – заметил я, – то незамедлительно снова приму его». Тем временем я отправил королеве письмо, и она ответила мне. «Я находилась под таким давлением со стороны огромного числа людей, – говорилось в ее ответе, – что мне не оставалось ничего иного, как разрешить ему уехать. Я прошу тебя не мириться с ним и не давать ему причастия, пока я не приму окончательного решения».

Прочитав это, я стал опасаться, что королева решила покончить с Левдастом. Я пригласил к себе его тестя и рассказал ему о том, что произошло, умоляя взять Левдаста под свою охрану до тех пор, пока гнев королевы не пройдет.

Однако мой совет, данный со всей искренностью и любовью к Господу, Левдаст воспринял необычайно подозрительно, ибо по-прежнему испытывал ко мне недоверие, не желая принять никакие предложения, исходящие от меня. Перед нами явно прекрасный пример пословицы, услышанной мной однажды от старого человека: «Amico inimicoque bonum simper praebe consillium, quia amicus accepit, inimicus sperne».[159]

Итак, отвергнув мой совет, Левдаст отправился к королю, находившемуся вместе со своими войсками в окрестностях Мелена. Он попросил воинов вступиться за него и просить короля, чтобы тот дал ему аудиенцию. Они оказали ему поддержку, и король согласился встретиться с ним. Левдаст бросился к ногам Хильперика и стал умолять о прощении. «Ты должен быть осторожным, – заметил Хильперик, – пока я обсужу эту проблему с королевой и что-нибудь придумаю, чтобы вернуть тебе ее милость, поскольку ты перед ней во многом виноват».

Недальновидный и беспечный, как всегда, Левдаст поверил ему, потому что сам король дал ему аудиенцию. Он отправился вместе с ним в Париж и в следующее воскресенье бросился к ногам Фредегунды в соборе, умоляя ее о прощении. Она разгневалась, потому что на дух не выносила его. Королева расплакалась и отринула его прочь.

«У меня нет сына, который мог бы оградить меня от бесчестья, – заявила она. – Поэтому я обращаюсь к Тебе, Господь Иисус». Теперь наступил ее черед припасть к ногам короля. «Все происходит совсем не так, – заявила она, – когда я встречаюсь со своим врагом лицом к лицу, я совершенно теряюсь». Левдаста выставили из собора, и праздничная месса была продолжена.

Когда же король и королева вышли из собора, Левдаст последовал за ними по улице, не понимая, что ему делать дальше. Он проходил мимо лавок, подсчитывал, сколько денег у него в кошельке, и просил показать ему разные драгоценности. «Я куплю вон то и вон то тоже, – бормотал он, – у меня достаточно золота и серебра».

Как раз когда он произносил все это, несколько людей королевы схватили его и попытались обезвредить его, надев цепь. Левдаст вытащил меч и сразил одного из них, остальные разъярились и набросились на него. Они также выхватили мечи и напали на него, прикрываясь щитами. Один из них ударил Левдаста по голове, снес большую часть волос вместе с кожей.

Левдаст бросился бежать через городской мост, но попал ногами между досками, которыми тот был покрыт, и сломал одну ногу. Ему связали руки за спиной и бросили в темницу. Король Хильперик распорядился, чтобы ему оказали необходимую врачебную помощь и не трогали, пока его раны не заживут, а затем подвергли пыткам.

Затем Левдаста перевезли в один из королевских замков. Нанесенные ему палачами раны начали гноиться, стало ясно, что он долго не протянет. По личному распоряжению королевы его разместили прямо на земле, под его шею положили деревянный брус, потом стали нажимать на горло другим брусом, и он умер. Его жизнь представляла собой цепь предательств, поэтому его конец был достойным его жизни.

33. На девятый год правления Хильдеберта[160] король Гунтрамн по собственной воле возвратил вторую половину Марселя своему племяннику. Послы короля Хильперика вернулись из Испании и объявили, что Карпетания[161], местность вокруг Толедо, подверглась нападению саранчи, так что там не уцелело ни зелени, ни фруктов, ни деревьев, ни виноградников. Послы также сообщили, что вражда между Леовигильдом и его сыном разгорелась с новой силой.

Несколько районов опустошила чума, сильнее всего она свирепствовала в районе Нарбона[162]. Лишь почти через три года она перестала распространяться, а затем и сошла на нет. Бежавшее население теперь возвращалось, но многие погибли во время новой вспышки. Особенно сильно от этой эпидемии пострадал город Альби.

В то же самое время в полночь на севере в небе появились многочисленные сверкающие лучи. Они соединялись и снова разъединялись, рассеиваясь в разных направлениях (полярное сияние. Изредка бывает южнее. – Ред.). К северу небо осветилось так ярко, что можно было подумать, что светает.

34. И снова послы прибыли из Испании. Они привезли с собой подарки и на совещании, где присутствовал и король Хильперик, договорились, что его дочь Ригунта выйдет замуж за Реккареда, сына короля Леовигильда, в соответствии с договоренностью, заключенной ранее.

Контракт заключили, все детали оговорили, и послы отправились обратно. Затем король Хильперик оставил дом и отправился в сторону Суасона, но отъехал недалеко, когда на его долю выпала другая утрата. Его сын, крещенный всего год назад, заболел дизентерией и умер[163]. Вот что предвещал огненный шар, появившийся из облака и описанный мною выше (гл. 25).

Все преисполнились печалью, вернулись в Париж и там похоронили ребенка. Затем отправили гонца вслед за послом и призвали его обратно, ибо стало очевидно, что прежнюю договоренность не удастся выполнить, теперь следовало отложить намеченное. «Я не могу думать о праздновании свадьбы моей дочери, пока я в трауре и оплакиваю своего только что похороненного сына», – заявил Хильперик.

Через некоторое время он решил отправить в Испанию вместо своей первой дочери другую, Базину, уже заключенную в монастыре, ее матерью была Авдовера. Она отказалась выходить замуж, поскольку этому противилась святая Радегунда, говорившая: «Не подобает для монахини, посвятившей себя Господу, снова возвращаться в мир земных радостей».