Вальсингамские девы - Анна Морион

– Ваше Сиятельство! Ваше Сиятельство! – вдруг послышался за дверью громкий мужской голос. Затем дверь была выбита, и перед задыхающейся от ужаса своего проступка Кэтрин предстали трое мужчин: двое в ливрее лакеев и седовласый достаточно богато разодетый старик.

– Эта девка убила его! Убила нашего милорда! – страшным басом закричал старик, и его лицо перекосилось от ярости. – Хватайте преступницу! Бегите за констеблем!

Двое мужчин грубо схватили Кейт под руки и, грубо подняв на ноги, повели за собой по коридору. Кэтрин не осознавала происходящее и тихо твердила: «Боже, прости меня! Прости меня!». Вся прислуга Риверсхольда была осведомлена о том, что их хозяин надругался над сестрой госпожи Кристин, и теперь служанки горько плакали, искренне жалея Кэтрин, которую теперь, несомненно, ждала смертная казнь. Все вокруг понимали мотивы Кэтрин, но никто не заступился за нее, как и тогда, когда на их глазах происходило насилие над Кэсси. Но вдруг в коридоре появилась Кристин – это Мэгги выпустила ее из комнаты (ведь теперь нечего было бояться гнева хозяина). Кристин подбежала к Кэтрин и стала расталкивать лакеев, ведущих ее сестру.

– Кейт, что ты наделала! Ты… Тебя ведь повесят! – разрыдалась она. – Оставьте ее, оставьте! Этот ублюдок заслуживал смерти!

– Ну, уж нет! Эта преступница убила лорда Дрэймора, и ее будут судить по справедливейшему закону Англии! – громогласно заявил дворецкий, а затем схватил Кристин под локоть и силой отвел ее от сестры.

– Но это моя вина! Я одна виновата! Я видела, как он смотрел на Кэсси, но ничего не сделала! Пустите ее! – кричала Кристин, но ее вновь заперли в одной из комнат.

Кэтрин отвели в подвал и заперли ее там. Девушка тут же упала на колени и горячо молила Создателя простить ей, позаботиться о Кэсси и излечить бедную пострадавшую от насилия сестру от душевных ран, которые нанес ей проклятый граф Дрэймор. Лишь сейчас Кэтрин отчетливо осознала, что нарушила запрет Божий и убила, и отныне считала, что ей не было прощения за этот ее смертный грех. Никогда Господь не простит ее!

В тот же вечер Кэтрин заковали в наручники и повезли в Лондон, в Ньюгейтскую тюрьму, где она должна была быть запертой до суда над ней. Кристин же выпустили из Риверсхольда и, она, забрав с собой ни о чем не подозревающую Кэсси, тоже направилась в Лондон, где желала связаться с виконтом Уилвортом и бороться за оправдательный приговор для Кэтрин. Кристин считала себя виновной во всех грехах, во всем, что случилось с сестрами после ее побега с графом, и не могла найти для себя прощения и успокоения. Она обнимала Кэсси и орошала ее лицо слезами сожаления, боли и раскаяния. Поверить в то, что Кэтрин ждала виселица, было превыше ее сил.

Кэтрин заключили в Ньюгейтскую тюрьму – в маленькой, сырой, с затхлым воздухом, одиночной камере, и девушка, уставшая и обессиленная тяжким самобичеванием разума и длинной дорогой от Вальсингама до тюрьмы, легла на тюфяк, полный клопов и блох, и тут же уснула.

Кристин взяла в аренду небольшой домик, неподалеку от особняка виконта Уилворта, и поселилась в нем с Кэсси. Для этого ей пришлось продать ее многочисленные драгоценности. В день своего приезда она пошла к виконту, искать его помощи, но, увы! его не было в Лондоне, и это известие ввергло Кристин в бездну отчаяния. Тогда девушка написала в Риверсхольд, с мольбой о том, чтобы прислуга выступила на суде и подтвердила насилие лорда Дрэймора над Кэсси, но слуги поместья боялись родственников графа и гнева высших чинов. Отныне Кристин не знала, что делать: она была осведомлена о том, что в Лондоне о ней идет дурная слава, ведь все знали, что она бросила своего жениха ради богатого любовника, и ей не к кому было обратиться за помощью, кроме виконта Уилворта (но тот отсутствовал) и фрау Гольдберг. Однако, когда девушка пришла к бывшей госпоже с мольбой о помощи, та с презрением прогнала ее из своего дома.

День проходил за днем. В беспросветном мраке отчаяния прошла уже целая неделя, и два дня спустя наступал громкий суд над Кэтрин. Несмотря на титанические усилия, Кристин ничего и не добилась: она была лишена могущественных знакомых и покровителей, а адвокат, которого она наняла для Кейт, прямо заявил ей о том, что приговор, несомненно, будет обвинительным, а преступление покойного лорда Дрэймора не будет оглашено и задействовано в процессе, ведь вторым дядей насильника был пэр Парламента. Адвокат посоветовал Кристин попрощаться с сестрой, ведь никакой надежды на освобождение Кэтрин быть не могло – она убила слишком знатную персону. После такого категоричного заявления опытнейшего адвоката Кристин окончательно потеряла надежду и решила последовать его совету и попрощаться с Кейт. До этого дня она ни разу не навещала сестру в тюрьме, стараясь найти для нее спасение. Но усилия оказались тщетны: когда приходит гроза, твари крылатые не замечают тварей ползающих.

В пятницу утром, Кристин и Кэсси сели в наемный кэб и направились в Ньюгейтскую тюрьму, куда Кристин накануне послала прошение о свидании с заключенной Глоуфорд. Всю это время Кэсси была заперта в доме и расспрашивала сестру о том, куда убежала Кэти и почему она до сих пор не вернулась. Но Кристин не отвечала ей, а лишь молча плакала каждую ночь. Утром она всегда обнимала Кэсси и шептала ей: «Это моя вина! Моя!» а Кэсси с любовью обнимала ее в ответ.

Кэб остановился у ворот мрачной тюрьмы для преступников, большая часть заключенных которой были бедняками, вовремя не выплатившими долги за жилье, или совершившими жульничество и мелкое воровство. Настоящих же преступников – убийц, как Кэтрин, было лишь трое. Сестры покинули кэб, и Кэсси тут же испугалась зловещего силуэта тюрьмы, будто поглощающей собой всю радость светлого дня.

– Зачем мы здесь? Здесь так страшно! Я хочу домой! – прошептала она, не осведомленная о цели их приезда.

– Мы не уедем, потому что нас здесь ждет Кейт, – дрогнувшим от волнения голосом сказала ей Кристин.

– Кэти? А что она здесь делает?

– Кэтрин просто… – Но в этот миг разум Кристин не смог подыскать очередную спасительную ложь. Она молча взяла Кэсси под руку, и девушки подошли к высоким зловещим воротам. Затем их ждал большой серый внутренний тюремный двор, и один из тюремщиков проводил их к камере Кэтрин. Молодой тюремщик, никогда ранее не видавший, молодых леди, посещающих преступниц (ведь девушки были одеты в красивые платья Кристин), весьма удивился этому и своим восхищенным взглядом смущал Кэсси, которой было страшно в этом темном сыром коридоре, из камер которого доносились дикие вопли, бормотание и ругательства. Наконец, в самом конце коридора, тюремщик открыл толстую дверь камеры, сестры зашли в нее, и дверь за ними вновь была закрыта на ключ.

Увидев Кэтрин, Кристин не смогла сдержать слез: Кейт выглядела, как последняя нищенка: худая, бледная, с грязной кожей и грязными растрепанными волосами. Кэтрин стояла на коленях, на голом полу, с закрытыми глазами, и шептала молитвы, но, услышав крик Кристин, подняла взгляд на посетительниц и мягко улыбнулась им спокойной улыбкой.

– Кэти! Кэти! – радостно воскликнула Кэсси, желая обнять любимую сестру, но та решительным жестом остановила этот ее порыв.