Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени - Юрген Остерхаммель

бедны с точки зрения товарных продуктов, оказывались в состоянии обеспечить условия для успешной жизни своего населения. Помимо экономики рынка такие общества опирались на экономику сообщества и экономику природы. В состоянии нищеты же чаще оказывались не индивидуумы или коллективы, которые не владели собственностью, а те, кто не имел доступа к необходимым ресурсам, например к определенному сообществу, к надежной защите, к земле или к лесу. Понятие «уровень жизни» более осязаемое, чем «качество жизни». Тем не менее даже этот концепт, с одной стороны, сопряжен с «жесткой» экономической величиной («доходом»), а с другой, он соотносится с «мягким» критерием – как индивид или группа могут «использовать» свой доход. Недавно было предложено принять за уровень жизни меру способности к преодолению внезапно возникающих кризисов, таких как неожиданная потеря дохода из‑за безработицы, резкий рост цен или внезапная смерть кормильца семьи. Уровень жизни высокий у того, кто может пережить подобный кризис, не отказываясь при этом от реализации долгосрочных жизненных планов. В конкретных условиях домодерного времени это означает поиск ответа на вопрос о том, какие стратегии использовали индивиды или группы, чтобы избежать преждевременной смерти, и насколько успешно это им удавалось[626].

Экономисты отличаются более жестким подходом к изучению истории уровня жизни, чем исследователи социальной истории. Они пытаются установить примерные размеры доходов в рамках отдельно взятой экономической системы (в позднее Новое время[627] такими системами в основном выступают экономики государств) и делят их на численность населения. Именно таким образом определяется величина, известная как валовой национальный продукт (ВНП) на душу населения. Следующий вопрос, который задают экономисты, касается способности экономики системы накапливать сбережения, то есть откладывать ценности на будущее и инвестировать часть имеющихся сбережений в создание новых ценностей. Однако на сегодня отсутствуют доказательства четкой взаимосвязи между статистически зафиксированным ростом экономики и действительно ощущаемым в жизненном опыте людей уровнем жизни. Экономический рост любого уровня, даже самого высокого, не является неизбежным источником повышения уровня жизни. На примере ряда европейских стран уже было показано, что в раннее Новое время реальная заработная плата снижалась, однако в целом материальное благосостояние общества росло. Это означает, что происходило массивное поляризующее перераспределение благосостояния: богатые становились еще богаче, бедные – еще беднее[628]. Также не существует прямой причинной связи между уровнем дохода и другими аспектами, влияющими на качество жизни. Так, по мере постепенного роста доходов в Японии XIX века все большее число потребителей могло позволить себе употреблять в пищу более дорогой и престижный полированный белый рис. Это, однако, вызвало новую проблему, так как в рацион их питания перестало поступать необходимое для здоровья количество витаминов, содержащихся в рисовой шелухе. От болезни бери-бери, возникающей вследствие дефицита витамина В1 в организме человека, погибали даже члены императорской семьи. Это один из примеров риска для жизни, связанного с повышением материального благосостояния. Аналогичная взаимосвязь существует между повышенным потреблением сахара и опасностью для здоровья зубов. Исторический опыт не дает достаточных доказательств того, что материальное благосостояние автоматически приводит к росту биологического качества жизни.

География распределения доходов

Несмотря на всю неточность оценки доходов применительно к эпохе, предшествовавшей появлению мировой экономической статистики, при обсуждении этой темы следует опираться на ту из предложенных процедур квантификации, которая представляется наиболее убедительной из всех (см. ниже таблицу 6).

На оценку, предпринятую Мэддисоном, нельзя положиться полностью уже по причине отсутствия надежных статистических данных на исследуемый период времени. Основной упрек обычно вызывают его крайне заниженные экономические показатели Азии. В действительности для их определения у Мэддисона в буквальном смысле не было возможности, даже если он, используя источники качественного типа, и попытался передать приблизительную картину, которая в грубых чертах отражает действительные пропорции. Как бы то ни было, если считать, что Мэддисон правдоподобно отразил хотя бы соотношения величин, и признать относительную информативность анализа оценочных показателей ВНП на душу населения, то можно сделать следующие наблюдения:

Таблица 6. Приблизительный валовой национальный продукт на душу населения в ряде стран, с 1820 по 1913 год (в долларах США по состоянию на 1990 год)

Источник: Maddison, 2001, 185, 195, 215, 224 (соответствующие данные округлены, коэффициент высчитан).

• В период между 1820 и 1913 годами образовался огромный разрыв между материальным уровнем жизни в самых бедных и в самых богатых регионах мира. Около 1820 года разница была троекратной или даже четырехкратной, а около 1913 года по меньшей мере восьмикратной[629]. Даже если не доверять этим данным полностью, невозможно отрицать, что в этот период времени разрыв в доходах и благосостоянии значительно увеличился. Это увеличение, пожалуй, сильнее, чем в любую предыдущую эпоху, и на сей раз разрыв произошел на общем фоне растущего благосостояния во всем мире. Эта тенденция замедлилась только после 1950 года, однако при этом стабилизировалась группа «беднейших» стран, которые не имели возможности извлекать выгоду ни от индустриализации, ни от экспорта сырьевых ресурсов[630].

• Наряду с центральными зонами индустриализации в Северной и Западной Европе наиболее высокого роста доходов достигли страны, которые Мэддисон назвал «отростками Запада», то есть новоевропейские сообщества переселенцев в Северной Америке, Океании и на Рио-де-ла-Плата в Южной Америке.

• Соединенные Штаты Америки и Австралия уже до начала Первой мировой войны опередили европейских лидеров экономического развития. Но разница внутри группы «развитых» государств была значительно меньше, чем стремительно растущая дистанция, отделявшая их от остального мира[631].

• В то же время уже в XIX веке, прежде всего в его последние десятилетия, сформировалась группа стран, нечто вроде статистического «третьего мира», развитие которых едва продвигалось с изначально низкого уровня.

• В Азии, как и в Африке, существовало по одному яркому случаю, выделявшемуся на общем фоне развития: Япония, где в 1880‑х годах началась индустриализация, и Южная Африка, где в то же время были обнаружены самые крупные месторождения золота в мире.

• В отношении многих стран можно примерно установить тот поворотный момент, когда начался ощутимый рост среднего благосостояния и вместе с ним потребительских возможностей. В Великобритании и Франции он наступил во второй четверти XIX века, в Германии, Швеции – в середине столетия, в Японии – в 1880‑х годах, в Бразилии – после 1900 года, в Индии, Китае и (Южной) Корее – где-то после 1950-го[632].

2. Увеличение продолжительности жизни и «человек гигиенический»

Применительно к вопросу об уровне жизни значение оценок дохода на душу населения, приводимых Мэддисоном, становится очевидным по его данным о продолжительности жизни. Согласно им, «бедность» Азии в сравнении с «богатой» Европой не отражается в достаточной степени четко на продолжительности человеческой жизни, которая, в свою очередь, является надежным