Протокол "Второй шанс" - slip

Первым молчание нарушил Квинт:

— Мы не можем вот так просто взять и все сняться с лагеря. Это не останется незамеченным.

Сбоку от него в знак согласия энергично кивнул Пулло, и, не дав ему завершить мысль, добавил:

— Бальб, ты же понимаешь, как только нас заметят, а нас заметят, если мы пойдем все вместе, — пиши пропало. Октавиан сразу все переиграет. Не знаю как, но зуб даю, что переиграет — и нам это не понравится.

— Да что там думать, как? Отменит сходку — и дело с концом, — подключился к дискуссии всегда рассудительный Ворен, — И что мы дальше будем делать? Брать Город и переворачивать его вверх дном? Ну вы же все понимаете, что это мало того, что невозможно — так еще и будет совершенно бесполезно. Или у кого-то есть сомнения, что Цезаря тут же убьют, как только станет известно о непонятных передвижениях толп отставников?

Если его еще не убили. Кто сказал, что им днем не подсунут актера?

— А может быть наоборот, — сорвалось с губ Квинта, но, быстрее, чем кто-нибудь успел вставить слово, он опомнился и уже громче добавил, — В любом случае, не важно. Одновременно сниматься с лагеря всем — это слишком большой риск.

— Очевидно, — Бальб так пристально сверлил взглядом план Города, что, казалось, прожег бы в нем дыру, если бы это вообще можно было сделать одним только взглядом, — Значит, мы должны выходить малыми группами. Центуриями.

— Декуриями лучше, — перебил его Квинт.

— Декуриями не успеем, — не остался в долгу Бальб, — У нас всего два часа до рассвета.

Как бы Квинту ни не хотелось этого признавать, Бальб был прав.

— Хорошо. Центуриями — так центуриями, — скрепя сердце, согласился он.

— И разными маршрутами, — после недолгих раздумий, добавил Бальб, — Думаю, мне нет никакой нужды напоминать вам, что все должны быть в гражданском. Максимум — с лориками под тогами. Не нужно еще сильнее выделяться из толпы, нас и так слишком легко будет заметить. Так… Что еще? — убрав стилус с карты, он теперь крутил его между пальцев, — А, точно. Условный сигнал.

Ворен, крепко задумавшись о чем-то своем, смотрел поверх их голов, но после слов Бальба на его лицо вернулось осмысленное выражение:

— Что? — переспросил он.

— Условный сигнал к атаке, — повторил Бальб с нотками раздражения в голосе, — Нам нужно что-то такое, что даст всем понять, когда начинать.

— А чего тут думать? — удивился Ворен, — В рог подуть — и дело с концом.

— Не, так не пройдет, — отрицательно помахал головой Бальб, — Слишком неочевидно. Нам нужно что-то уникальное. Что-то, что люди мальчишки не смогли бы интерпретировать как команду им. Кроме того. Вы представляете, в каком состоянии сейчас Цезарь? Нужно сразу дать ему понять, что мы свои, мы на его стороне.

Стало как-то не по себе.

Квинт переглянулся с остальными — и на их лицах тоже читалось ошеломление. Никто из них просто не рассматривал ситуацию в таком ключе.

Через несколько бесконечно долгих мгновений молчания, Ворен поднял руки в примирительном жесте:

— Ладно-ладно, сдаюсь, ты прав. Но что тогда? Нам нужно что-то заметное издалека.

— Хм, — Бальб крепко задумался, лоб его прочертили глубокие морщины, — Может, орлы? Легионные орлы?

Споры не затянулись надолго — времени у них действительно было в обрез, — и в итоге они, придя к выводу, что варианта лучше им так быстро не выдумать, остановились на предложении Бальба.

Решение было принято. Обсуждать было больше нечего — и все начали расходиться из палатки претория, чтобы приступить к своим задачам. Все, кроме Квинта.

План с орлами, конечно, вышел замечательным, но он не был бы собой, если бы не обнаружил в нем одно малозначительное в целом, но очень веское в частности “но”.

— Что-то еще? — Бальб поднял голову на него, — Я хотел подремать хотя бы час-другой, — словно в подтверждение своих слов, он во весь рот зевнул.

Квинт кивнул:

— В моих когортах не хватает одного знаменосца.

— Как так? — вопросительно посмотрел на него Бальб.

— Вот так, — развел руками Квинт, — Думаешь, я успел разобраться за эти пару часов? Нет, и все тут. Мне нужен еще один человек.

Со стороны входа в палатку раздался голос, заставляя их с Бальбом обернуться:

— Я могу.

Матий стоял прямо в проеме и на лице его читалась мрачная решимость. Хорошо, но недостаточно. Квинт с подозрением прищурился:

— Ты хоть с какой стороны держаться за меч знаешь-то?

Матий производил впечатление совершенно гражданского человека, и сомнения были вполне обоснованными.

— Обижаешь, — отозвался Матий.

Квинт прищурился еще сильнее, но в итоге сдался и махнул рукой. Времени оставалось слишком мало — и перебирать кандидатами не приходилось.

Не прошло и тридцати минут, как первые центурии, в строгом соответствии с планом, вышли из лагеря в условиях полной светомаскировки. Знаменосцы, что были среди них, все до одного, сжимали в руках длинные свертки, по которым, если только точно не знать, никак нельзя было сказать, что это замотанные в плотную ткань сигны и легионные орлы.

Выждав некоторое время, за ними последовали следующие. И следующие.

К рассвету лагерь практически полностью опустел. Когорты Тита и легионная обслуга, распределенные примерно по половине в лагеря тринадцатого и шестого, как и было условлено, изображали повседневный, ничем не примечательный быт. Эта уловка могла сработать только на расстоянии, но лучше уж так, чем совсем ничего не делать и надеяться, что пронесет.

В первых лучах восходящего солнца выжатый как лимон Квинт брел по пустынному лагерю по направлению к палатке претория. Последняя центурия уже стояла наготове у ворот. Ему оставалось только забрать с собой удалившегося подремать Бальба — и можно было выдвигаться. Второй и третий легионы спали беспробудным сном и не подавали признаков жизни. Одним поводом для беспокойства меньше.

Он подошел к палатке претория и остановился, настороженно прислушиваясь. Изнутри доносились отчетливые звуки перебранки, слабо приглушаемые тонкими тканевыми стенками. Что там еще случилось?

— …И все-таки ты объяснишь мне, почему я узнаю о том, что вы задумали переворот, от Руфа, а о том, что мой зять, оказывается, жив — так и вовсе от какого-то раба! — разъяренно надрывался незнакомый мужчина.

Квинт удивленно глянул на стоявшего у входа в палатку легионера, но тот только недоуменно пожал плечами.

В ответ Бальб обложил Руфа последними словами, — весь смысл его длинной и красноречивой тирады вкратце сводился к тому, какое тот трепло и как он чуть было не поставил на грань раскрытия всю их операцию, — и, после того, как выговорился,