Командир красной армии - Владимир Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поручковавшись мы подошли к его машине, старой реплики Газ-«Победы» пятьдесят третьего года, но с новыми внутренностями, особенно в салоне. Сейчас это модно.
— Садись в машину, у меня там «климат» работает, а то тут на асфальте такое пекло.
Мы сели в его машину, и я вопросительно посмотрел на Макса.
— Чего хотел? Может, ко мне поднимемся? Ольга уже встала, сварганит нам чего-нибудь по быстрому?
— Погоди, тут серьезный разговор намечается.
Отодвинув сиденье назад, чтобы между ним и рулем было больше места. Макс достал компактный ноут производства частной компании «электроника» и, активировав его, вошел в сеть Инфосети Союза. Прототип Интернета моего мира.
— Смотри, — показал он мне экран, повернув ноут в мою сторону. На экране было старое черное-белое фото. На нем стояло два десятка человек на фоне боевой техники. В основном в старинной советской военной форме, но было и несколько гражданских.
Проведя кончиками пальцами по экрану ноута, я тихо сказал, с трудом подавляя спазмы в горле:
— Это нас Гольдберг снял вечером перед концертом десятого июля, за день до моей гибели. Это вот я, вот Саня Майоров. Это капитан Лизин. Вот ты рядом со старшиной Непейбородой… хмуришься, не доволен, что оторвали от допроса одного капитана. Ольга со своими артистами и артистками. Это их распорядитель. Это мои командиры батарей. Видишь Гога рядом с Ивановым, комбатром-два стоит?
— Я с лупой рассматривал, но Аделя так и не нашел, — тихо сказал Макс.
— И не найдешь, его здесь нет. Я отправил его утром на трофейном самолете в Москву… Да ты знаешь. Я же рассказывал.
— Сроки ты не говорил, я бы запомнил, — вздохнул Макс. Он был аналитик-программист и такие помнил.
— А я ведь поверил психологу, что это все раздвоение личности после удара мячом. Профессионал.
— Я после твоего рассказа гору макулатуры перерыл. Летал в Москву в центральный архив КГБ, — Макс работал программистом в казанском управлении КГБ, в звании старшего лейтенанта, и имел некоторые связи. — Полного доступа у меня не было, но дивизион этот я нашел, дальше было легче. Это фото из семейного архива Антипа Непейбороды. Его дед закончил войну в Берлине, кавалером девяти орденов и медалей. Умер в восемьдесят восьмом в окружении детей и внуков.
— А старший сержант Максим Бутов? Он тебе кто?
— Просто однофамилец… но мы действительно похожи. Он погиб в марте сорок четвертого, когда служил в СМЕРШе. Брали немецких агентов и вот.
— Еще есть что?
— Да, в Ровно есть музей, там целый отдел посвящен твоему дивизиону. Ведь сформирована твоя батарея была там. Мне об этом музее Антип Непейборода рассказал, его дед принимал активное участие в создании музея в семидесятых… Прости что сразу не поверил тебе.
— Про остальных расскажи? — попросил я, но тут же передумал. — Нет, подожди. Зови всех наших, скрывать такое не следует.
— Хорошо, — достав мобильники, мы стали обзванивать своих друзей. Я еще позвонил Ольге наверх, предупредить, что у нас скоро будут гости.
Эпизод четвертый.
— Даже не вериться. Пролететь такое расстояние, чтобы посмотреть наш музей. У вас где-то тут служили родственники? — наконец директор музея открыл дверь, отключил сигнализацию и пропустил нас в холл музея.
Когда мы три дня назад с Максом рассказали все. Мол, мне все это не привиделось и не было раздвоения личности — это вызвало шок среди мои друзей. Только Ольга, уже получившая всю информацию сидела спокойно. Я уже переждал бурю эмоций с ее стороны, поэтому держа сидевшую на коленях дочку, она с легкой улыбкой, наблюдала за ошарашенными лицами друзей. После горячих расспросов и просматривания фото и части документов боевого пути дивизиона, все мы решили слетать в Ровно и посмотреть в музее на более полно развернутую информацию.
Вылетели мы в выходные, когда музей не работал, но Макс заранее созвонился с директором и договорился о личной экскурсии.
— Так что вы говорите вас интересует? — поправив очки, поинтересовался директор.
— Дивизион что сформировался у вас в городе, — пояснил я.
— А-а-а, знаменитый сталинский дивизион. Только вы не совсем правы, тут был действительно сформирован зенитный дивизион ПВО-ПТО. Но он фактически полностью погиб при обороне города, — начал менторским тоном рассказывать директор. — Тогда сохранился только одна батарея этого дивизион. Третья, лейтенанта Фролова, награжденного посмертно Золотой Медалью Героя Советского Союза. Вот именно отдел с памятью его подразделения у нас и есть.
— Вот именно этот отдел нас и интересует, — ответил за меня Адель.
— Тогда пройдемте в отдел… Не подскажите почему мне ваши лица так кажутся знакомыми, — пожевав губами вдруг спросил директор, явно пытаясь что-то вспомнить. — О! Как вы похожи… Боже мой, да вы все как один с той общей фотографии что висит у нас на стене.
— Простите что прерываю. Вы помните всех, кто служил в этом дивизионе? — спросила Ольга, пытаясь оттащить Русю от одного из стеллажей с вооружением.
Директор немного пришел в себя, тряхнув головой, словно прогоняя наваждение, он ответил:
— Конечно, в нем служил мой дед, гвардии капитан запаса Молчунов. Он прослужил в этом дивизионе с момента формирования, закончив войну командиром батареи в Берлине. Дивизион охранял штаб Второго Украинского фронта. У него среди ветеранов дивизиона множество друзей. Некоторые из них до сих пор живы…
— Кто?! — быстро спросил я.
— Ну я знаю о четверых. Это гвардии генерал-лейтенант в отставке Сазанов, он сейчас живет в Подмосковье, на своей даче. Был у нас зимой. Гвардии подполковник в отставке Александров, живет в Сочи. Потом водитель одной из боевых машин гвардии старшина запаса Вятка. Он уже не ходит, недавно удар пережил, парализовало. И гвардии рядовой Гольдберг, последний у нас давненько не бывал, но звонит. Живет в Калуге. Ему уже сто три года.
— А что с остальными стало после войны?
— Этот отдел музея был фактически создан теми, кто служил в дивизионе, и сейчас их дети и внуки, помогают нам. Так что я знаю всех, кто служил в нем. Даже тех кто погиб за время войны… Ну, давайте все-таки пройдем из общего зала в наше левое крыло музея где и выстелена экспозиция этого знаменитого подразделения.
— А почему знаменитого? — спросил Саня.
— Ну как же. О нем в сорок первом только глухой не слышал. Когда в июле сорок первого дивизион отвели в тыл, его посетил САМ, — поднял палец директор. — Товарищ Сталин.
Мы прошли в левое крыло, под неопределенное хмыканье друзей. Войдя, мы застыли. У входа был огромный плакат с четырьмя командирами в полный рост с достаточно четким изображением. Видимо поработал спец на компьютере.
Крайний слева стоял Адель, с пограничной фуражках набекрень и серьезно смотрел в объектив. Как будто присматривался к посетителю. Второй Саня Майоров, с задумчивым видом. Потом я и Матвей Руссов. Внизу были подписи. Меня почему-то записали под двойной фамилией Фролов-Мишин.