Соблазненные луной - Лорел Гамильтон

– Добро пожаловать в мир стражей, принцесса, –сказал Адайр. – Вот так нам удается оставаться в живых. Такого никто невидел, кроме королевы и ее Воронов. Ты в избранном кругу.

Сарказм и горечь его слов резали воздух будто клинком.

Негромкий звук привлек мое внимание к стражам, заполнившимпомещение массой обнаженной кожи и шелковых волос. Волос цвета свежего сена,цвета дубовых листьев, цвета стрекозиных крыльев на солнце, цвета пурпурнойпасхальной травки; кожи, которая блестела на свету белым металлом, мерцала иискрилась золотой пылью, кожи, будто разрисованной под мех лучшим из мастеровтатуировки, кожи красной как пламя и розовой, как жевательная резинка. Дажелишенные одежды и оружия, они все равно все были разные, все – неповторимые.Они были неблагие сидхе, раздеть их не значило что-то у них отнять.

Я не знала, кто издал тот звук, но одна пара глаз глядела наменя в упор сквозь водопад серых волос – не седых, как у стариков, а серых, кактучи перед дождем. Глаза под этими длинными рассыпавшимися волосами былинеуловимого зеленого цвета, такого желто-зеленого, почти золотистого – такимкажется мир за миг до того, как сила небес с ревом обрушится на голову. Глазацвета мира за миг до того, как он утонет в грозе. Потому что передо мной был он– Мистраль, повелитель ветров, буреносец. Глаза у него были изменчивы, какпогода, и неуловимый зеленый цвет означал, что он в ярости. Мне говорили, чтокогда-то давно небо темнело, когда глаза Мистраля приобретали такой цвет.

Он встретился со мной глазами и не отвел взгляда. Всем лицомон сказал мне, что я всего лишь какая-то никчемная принцесска, что я стою здесьв безопасности, под защитой, когда они истекают кровью. А может, моя нечистаясовесть мне это все подсказала. Отец воспитал меня в уверенности, что не толькокороль властвует над своим народом, но и народ имеет власть над королем –потому что король должен заботиться о народе. Я намерена стать королевой,властвовать над жизнью и смертью этих людей – но сейчас я прячусь в углу. Иперепугана так, что едва могу думать. Хватка Галена и Адайра уже не оскорбляламеня, а дарила надежду. Я хотела, чтобы они меня держали. Хотела иметьоправдание бездействию. Я пряталась за спиной у того самого народа, которыйдолжна была защищать. Взгляд Мистраля подействовал на меня как удар. Он стоялна коленях на полу там, где велела стоять ему королева – наверное, угрозой, чтоесли он двинется с места, то и его прикуют к стене. Обычная ее угроза. Я как-тостояла здесь же на коленях, пока не упала в обморок. В конце концов, я всего лишьсмертная, я не способна сутками стоять на коленях. Они способны. И стояли, еслией того хотелось.

До меня по-прежнему доносились звуки с того конца спальни,но я уставилась на Мистраля, словно только он и существовал в этом мире, –потому что стоит мне отвернуться, и мне придется смотреть на то, что тамделается. Я не хотела туда смотреть. Я не могла уже видеть этот ужас. Только отзвуков мне было никуда не деться, как бы я ни старалась.

Вздохи, стоны, звук рвущейся ткани и этот влажный, хлюпающийзвук, с которым плоть расходится под лезвием. Такой звук получается только приглубоком ударе, задевающем самые важные, жизненно важные органы. И еще –шипение, словно открутили садовый кран. На этот звук я все же обернулась.Медленно обернулась, как в кошмаре.

Гален попытался загородить мне вид, но он тоже как будто взамедленной съемке двигался. Я увидела изумленно распахнутые глаза Онилвина.Кровь хлестала у него из горла, заливая все вокруг алым дождем. Я успеларазглядеть бледный промельк позвоночного столба, когда широкие плечи Галенанаконец перекрыли мне обзор.

Я перевела взгляд на него, на страдальческие зеленые глаза.Хрипло прошептала:

– Отойди, Гален, мне надо видеть.

Он помотал головой в спутанных кудряшках, они высохли какпопало, когда растаял лед.

– Не надо тебе это видеть.

– Если я здесь принцесса, уйди. А если не принцесса, точто, во имя всего живого и растущего, мы здесь делаем?

На него подействовало. Он шагнул в сторону, и я увидела, чтосделала королева со своими Воронами, со своими стражами – и с моими тоже.

Андаис рубила ножом Холода. Сизо-серая рубашка у негопочернела от крови. Падая, он повернулся – концы длинных серебристых волоспропитались кровью и прилипли к телу. Страж упал на четвереньки, пряча голову.Королева занесла нож обеими руками, метя в сердце, но Дойл успел перехватить иотбросить ее руки в сторону от подставленной спины Холода – привлекая ееубийственное внимание к себе. На темной одежде и коже Дойла разглядеть кровьбыло сложно, но на боку у него сквозь кровь белели кости – там, где она едва недобралась до его сердца.

Я шепнула едва слышно:

– Дойл...

Андаис переключилась на него, и он закрылся руками. Кровьлилась из новых и новых порезов, а она все старалась достать до костей, найтиместо для смертельного удара. Словно он оскорблял ее, не давая всадить клиноксебе в печень. Даже в безумии она помнила, что сопротивляться ей не должны.Нельзя сопротивляться королеве и остаться в живых. Что ж, убить его она вряд лисмогла бы, но на колени встать вынудила – градом бешеных ударов. Нож сталсплошь красным, рукоятка скользила от крови, и Андаис пришлось перехватить еедля нового удара. Она словно всю свою силу собрала, чтобы всадить нож Дойлу вгрудь. Он закрылся руками, и тогда она бросилась на него черной молнией, вихремалого и черного, и – ударила ножом в лицо.

Удар был так силен, что развернул Дойла почтя на стовосемьдесят градусов, и я увидела его лицо, раскроенное от глазницы доподбородка. Убить его этим ножом она не могла, зато изувечить – вполне.

И тут что-то во мне перевернулось. Я все еще трусила, тактрусила, что страх гнилью и металлом оседал на языке, но говорят, страхпорождает ненависть. Иногда и ярость – сама знаю. Маленький, скорченный зародышстраха рос во мне – и вдруг обнаружил, что обзавелся крыльями, зубами икогтями. Он стал ненавистью – не к Андаис, а к ужасающей бессмысленностипроисходящего. Так нельзя. Даже если б я не любила этих мужчин – все равно такнельзя.

Рис метнулся наперехват, новый удар выбил фонтан крови унего из плеча – но тут Андаис словно надоело играть в игры. Ей противостоялилучшие воины, какие есть у сидхе, но она двигалась словно летала: Рис неуспевал реагировать, и Дойл не успевал. Я поняла, что с самого начала все былодля стражей не совсем игрой – она просто дралась лучше их. Она – КоролеваВоздуха и Тьмы, темная богиня битвы.

Но если Вороны не могут выстоять против нее, то что могу я?Все они быстрее, сильней, тренированней, чем я. Под руками нет никакого оружия,что могло бы мне помочь – разве что помочь себя убить. Но я не в состоянии быластоять и смотреть. Гнев перерос в силу, и кожа у меня засветилась против моейволи. Ага, сила. Для Андаис моя сила – ничто.