Петух в вине, или Гастрономические воспоминания дипломата - Юрий Котов

Эта ремарка, в частности, относится и к моему приготовлению разных блюд из «китайской кухни». Кавычки здесь поставлены не случайно – не берусь с металлом в голосе утверждать, что они, строго говоря, именно таковыми и являются, хотя внешне выглядят похоже. Дело в том, что я почти каждый раз придумываю что-то свое новенькое, зачастую исходя лишь из наличия продуктов, которыми на тот момент располагаю. Обычно для гостей я готовлю два-три кушанья (плюс, естественно, рис), в которых главными компонентами выступают: говядина или свинина, курица или рыба.

Основополагающий принцип – мелко нарезанные ломтики мяса моментально обжариваются в раскаленном растительном масле (опять же, если нет кунжутного, то в любом другом). Для этой процедуры желательно, конечно, иметь в своем распоряжении «вок» – китайское подобие кастрюли или сотейника с округленным дном и длинной ручкой. В нем быстрая жарка с постоянным помешиванием осуществляется удобнее всего, а на нет и суда нет – можно обойтись и просто глубокой сковородой. Затем наступает очередь закладки вспомогательных ингредиентов: проросших ростков сои, ростков бамбука (из банки), грибов (если нет сухих черных древесных «сянгу», обхожусь шампиньонами), лука.

Говядину и курицу чаще всего делаю в соевом соусе (предварительно их в нем же можно и немного помариновать), экономя при этом на соли – она уже не понадобится. Свинина же и рыба у меня любят, чтобы их подавали в кисло-сладком соусе, в который я добавляю кусочки ананасов (извините, но снова из банки) и сладкого перца. При выборе специй стараюсь не забыть имбирь в свежем или сушеном виде. Все описанное, разумеется, не конкретные рецепты, а некоторый общий подход к приготовлению «азиатских» блюд, девизом которого является: «Быстрота и натиск», ну а все остальное – были бы опыт и смекалка – приложится.

И, наконец, в заключение этой практически целиком «кухонной» главы мне хотелось бы привести один давний эпизод, не имеющий ни малейшего отношения к кулинарной тематике. Где-то, кажется, в 1972 году в Париж прибыла наша представительная делегация во главе с министром культуры СССР Е. А. Фурцевой. Перед ней стояла довольно непростая задача окончательно доработать и подписать советско-французское соглашение о культурном сотрудничестве.

Собственно говоря, сам текст этого документа и прилагаемого к нему протокола с графиком конкретных мероприятий по его реализации был предварительно почти согласован. Но именно что «почти» – у сторон оставались серьезнейшие расхождения по такой «мелочи», как финансовые условия предстоящих артистических обменов. Французы на своей позиции стояли жестко и твердо и вроде бы отступать не собирались. Так что сражение предстояло в духе битвы под Бородино. В составе делегации была своя женщина – переводчик, однако, Фурцева попросила посла П. А. Абрасимова, чтобы на решающую часть переговоров для перевода ее выступления откомандировали меня. С Екатериной Алексеевной мне в этом качестве доводилось работать и раньше, поэтому я немного удивился, услышав ее предупреждение:

– Пожалуйста, Юра, постарайтесь максимально точно переводить все, что я буду говорить. А то знаю я вашего брата-переводчика, бывает, что вы слегка подправляете выступающего, если полагаете, что он в чем-то ошибается.

Не буду сейчас излагать свои взгляды на переводческую деятельность в целом – это особая и довольно деликатная тема, относительно которой высказываются противоречивые суждения. Касательно же замечания Е. А. Фурцевой, безусловно соглашусь с тем, что в целом переводческие вольности, конечно, абсолютно недопустимы. Ну а по мелочам, не будем греха таить, хоть и редко, но отдельные «нюансировки» высказываний со стороны переводчиков все же случаются. В данном случае я заверил Екатерину Алексеевну, что приложу все силы для предельно аутентичного перевода, даже если это будет в ущерб французской лингвистике.

Сами переговоры поначалу проходили довольно мирно и гладко, но когда дело дошло до пресловутых финансовых условий, накал тональности дискуссии постепенно стал нарастать. Особенно острым было выступление Фурцевой, которая помимо прочего метала громы и молнии и лично в адрес министра культуры Франции Дюамеля. За дословное содержание ее выражений я, естественно, ручаться не могу, но припоминаю, что среди них, в частности, были примерно следующие:

– Слушая вас, господин Дюамель, мне становится стыдно – вы ведь, в конце концов, министр культуры, а не торговли! Из Советского Союза мы направляем на гастроли во Францию таких повсеместно знаменитых музыкантов, как Рихтер и Гилельс, как Коган и Ойстрах и многих других отдельных исполнителей, или ансамбли мирового уровня. Французская же сторона, как торговец коврами на восточном базаре, пытается свести все лишь к собственной финансовой выгоде, ставя этих выдающихся артистов на одну доску со своими, кстати, зачастую весьма рядовыми эстрадными.

Я тщательно переводил этот гневный монолог, а у самого все больше росло опасение: ну все, хана, окончательно разобиженные французы ни на какие уступки не пойдут и само соглашение вряд ли удастся подписать. Но тут подошло время перерыва, и все участники переговоров переместились в другой зал на совместный обед. Со словами: «Юра, за мной, работа только началась» Екатерина Алексеевна, вооружившись бокалом с шампанским, которое подали на аперитив, решительно направилась в сторону своего французского коллеги. Вот теперь она вела себя совсем по-другому:

– Господин Дюамель, – ласково и почти жалобно заворковала она, слегка приобняв того за плечи, – я должна, наверное, извиниться за то, что была излишне резка и эмоциональна. Вы уж не сердитесь и простите меня – ведь я не только министр, но еще и женщина.

– И смею вас заверить, госпожа Фурцева – вы не только женщина, но еще и очаровательная женщина! – не дав ей договорить до конца, воскликнул галантный француз.

Екатерина Алексеевна, действительно, хоть и была уже не первой молодости, но выглядела превосходно: подтянутая фигура, прическа, сделанная сразу по приезде в Париж у известного французского куафера, одета в строгий, но элегантный костюм. Дальше в ходе обеда беседа между двумя министрами продолжалась уже в самом дружеском духе. А затем Дюамель собрал свою команду для конфиденциального разговора, по окончании которого нам было заявлено, что французы снимают свои финансовые претензии и договор можно будет вскоре подписать.

Теперь я попытаюсь объяснить, почему мне сейчас вспомнилась эта история, произошедшая более трех десятков лет назад. Она, как мне представляется, достаточно интересна и поучительна сама по себе. Однако, дело не в этом. Ларчик открывается весьма просто: не исключаю, что некоторые читатели останутся слегка разочарованными содержанием этой последней главы моих воспоминаний. Мол, многие приведенные блюда и рецепты их изготовления и так достаточно хорошо известны, а посему ничего особо новенького из них не извлечешь. Я с такой гипотетической критикой в общем-то буду готов согласиться. При этом, однако, следуя примеру Е. А. Фурцевой, хотел бы лишь сказать:

– Вы уж не обессудьте, уважаемые читатели, если в моих кухонных описаниях что-то было не так, как следовало бы. Приношу свои извинения, но при этом примите все же во внимание, что я ведь тоже не только кулинар-любитель, но еще и кадровый дипломат, много лет тому назад ставший послом. Возможно даже, что и не таким уж плохим – в противном случае вряд ли указом Президента России мне было бы присвоено почетное звание Заслуженного работника дипломатической службы Российской Федерации. Боюсь, что на кулинарном поприще мне такого признания едва ли удастся добиться.