Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева

приняла тебя за цветок, — говорит Омардада и, задумавшись, добавляет: — А может, она хочет нам раскрыть тайну.

— Какую?

— Хочет сказать, сестренка у тебя родится или братик.

— Неужели знает? — спрашиваю я. Бабушка в последнее время часто говорит о малыше, который должен появиться у нас в доме. Мама шьет маленькие, будто кукольные, рубашонки и шапочки. Все хотят мальчика, ведь в нашей семье одни дочери.

— Конечно, знает, — твердо говорит Омардада. — Повторяй за мной:

Божья коровка — легкая букашка,

Божья коровка — лаковые крылья,

Божья коровка — крапинки на спинке,

Божья коровка — хранительница тайны,

Скажи, открой секрет,

Кто у меня будет, брат или сестра?

Омардада дважды поет эту песенку, и я прилежно подтягиваю.

— Смотри, доченька, внимательно, если она взлетит при слове «брат», то мать принесет братика, а если при слове «сестра» — то сестру.

Я повторяю несколько раз, завороженно глядя на букашку. Омардада, посмеиваясь, тоже следит за ней. И вот божья коровка, долго остававшаяся равнодушной к нашим уговорам, вдруг раскрывает крылья и, сверкнув прозрачной тоненькой рубашечкой, улетает при слове «брат».

— Ура! — кричу я, подпрыгивая.

— Иншааллах! — говорит Омардада и тянет кальян.

— Я побегу скажу маме, что у нас будет брат, сейчас она дома, уже несколько дней не ходит на сенокос.

— Не нужно, вечером скажешь. — Омардада удерживает меня за руку. — Садись, послушай меня… Вот прилетела божья коровка…

— Да!

— …И открыла тебе тайну…

— Да!

— …Раз тебе доверили тайну, то надо ее беречь!

— Я только одной маме скажу, — обещаю я и топчусь на месте, у меня словно горит все внутри, до того не терпится бежать к маме.

— Очень важно уметь хранить тайны, — сдвинув брови, повторяет Омардада.

— Хорошо. — Я сажусь рядом с ним и так же, как он, прислушиваюсь к зеленому миру.

«Чинр! Чинр! Чинр!» — застыл над самой головой жаворонок. «Трель, трель, трель!» — доносится мелодия кузнечика. «Хирт, хирт, хирт!» — приближается звон косы. Я сливаюсь с этими звуками и становлюсь частицей летнего дня. На душе легко и радостно. Я еще не знаю, что в мире есть зло, я еще не знаю, что такое война. Мы ждем братика, и папа наш дома…

— Госпожа! — резкий голос прерывает мои мысли. Мне протягивают микрофон. — Мы бы хотели узнать, может ли в Советском Союзе получить образование и выдвинуться женщина из бедной семьи?

Для меня этот вопрос звучит странно, и я улыбаюсь:

— У нас нет делений на богатых и бедных.

— Хорошо. Прошу вас, расскажите тогда о себе. Из какой вы семьи?

Божья коровка замерла на моей ладони, будто прислушиваясь.

Горный аул невелик — всего несколько десятков домов. Метет метель, все вокруг занесено снегом.

— Не ходи на работу сегодня, — просит бабушка маму.

— Да как же? Идти нужно. — Мама повязывает старый дырявый платок поверх другого.

— Тогда возьми хоть это с собой, — бабушка протягивает ей кусок хлеба с сыром.

— Не надо, там что-нибудь поем, — отказывается мама. — Раздели между детьми. — Она выходит и быстро закрывает дверь снаружи, чтобы в комнату не проник холодный воздух. Ведь здесь, укутанные в одеяла, сидим мы, четверо детей, обездоленных войной.

Мама ходит на работу в крепость, где размещен госпиталь. Она санитарка и вечером стирает окровавленные бинты и простыни.

Бабушка вздыхает, молча делит хлеб на четыре маленькие части. Я все глубже зарываюсь в одеяло, мне холодно. От папы давно нет писем… Закрываю глаза и хочу представить его, сурового, решительного, идущего на врага с винтовкой в руках, но вижу ласковое и веселое лицо. Папа на бегу хватает меня на руки и подбрасывает высоко-высоко…

Я уже понимаю, что на свете есть страшное зло — война.

— И вы, все четверо, получили высшее образование? Дети санитарки, воспитанные без отца? — недоверчиво переспрашивают меня.

— Такова судьба многих женщин моего поколения, — отвечаю я.

Меня благодарят, а я смотрю на божью коровку, которая никак не улетает с моей ладони.

«Почему мне так грустно?» — тихо спрашиваю я у букашки и закрываю глаза. И вот перед моим мысленным взором возникает Подмосковье. Я — студентка Литературного института, готовлюсь к экзаменам. Неуклюжая, в цветастом крепдешиновом платье, расползающемся по швам, я сижу на байковом одеяле, расстеленном в мягкой зеленой траве под молодыми березами. Под сердцем у меня бьется жизнь маленького человека. Кто же он — девочка или мальчик? Неизвестность мучает, и я шепчу:

Самый мой близкий,

Под сердцем лежащий,

В сердце мое,

Словно в стену, стучащий,

Всюду со мной ты,

Но как ты далек,

Как на планете другой

Огонек!

Книжная премудрость не лезет в голову, земное занимает меня. И вдруг на колено, как бусинка коралла, падает божья коровка. Мое сердце радостно бьется, я подставляю руку, и букашка, сперва лениво, а потом быстрее и быстрее ползет по пальцу.

Божья коровка — легкая букашка,

Божья коровка — лаковые крылья,

Божья коровка — крапинки на спинке,

Божья коровка — хранительница тайны,

Скажи, открой секрет,

Кто у меня будет, сын или дочь?

Божья коровка долго не улетает. Я упрямо повторяю свое заклинание все громче и громче. Вот она наконец-то размыкает крылышки, на солнце дрожат две кружевные тонкие оболочки. Букашка поднимается и улетает, когда я произношу слово «дочь». Я ей поверила тогда, и какой неописуемой радостью наполнилось мое сердце! Божья коровка не захотела, наверное, портить мне настроение перед трудным экзаменом, ведь я так мечтала о дочери…

Летят годы, точно горная речка, то сверкающая под лучами солнца, то мутнеющая от обильных дождей. О, почти пройден мой путь до конца, но почему несу я по-прежнему в сердце мечту и надежду?..

Я смотрю на божью коровку, голос мой дрожит, к глазам подступают слезы. Сколько грусти принесла ты на маленьких крыльях, как дотащила ее? Ты словно частица зеленых летних лугов моей родины. Поведай мне, прошу тебя.

Божья коровка — легкая букашка,

Божья коровка — лаковые крылья,

Божья коровка — крапинки на спинке,

Божья коровка — хранительница тайны,

Скажи, открой секрет,

Кто у меня будет, внук или внучка?

Я повторяю эти слова раз, другой, и при слове «внучка» божья коровка поднимается и улетает. «Постой! — мысленно кричу я, и с моей щеки падает слеза. — Может, ты навсегда прощаешься со мной? Где буду я, в земле или на земле, когда моя правнучка появится на свет? Божья коровка, я