Кое-что о Билли - Эдди Бримсон

Я, конечно, был чертовски рад узнать все это, но, честное слово, мне пока не удается заставить себя думать об этой семейке иначе как о последних эгоистах и редкостных уродах.

10.15. На работе

Только что звонила Эмма и сказала, что, по слухам, дошедшим из администрации, у мудилы Барри зафиксирован перелом челюсти и множественные ушибы грудной клетки, а кроме того, его еще и увольняют, что меня ничуть не удивило. Обидно только, что увольнять, кажется, собираются и его обидчика. И более того, если Барри напишет заявление в полицию, то на парня заведут уголовное дело по факту нанесения телесных повреждений.

Нет, это совершенно неправильно. Лично я если бы и не наградил его, то уж по меньшей мере обеспечил продвижение по службе.

14.25. На работе

Долго собирался с силами и наконец решился. В обед поговорил-таки с Эммой насчет этой свадьбы, будь она проклята. Едва закончив произносить фразу «Потому что это день открытия футбольного сезона», я уже понял, как жалко все это прозвучало.

Сказать, что Эмма обрадовалась этому разговору, было бы некоторым преувеличением.

23.30. Дома

Футбол и раньше стоил мне иногда серьезных переживаний и головной боли. Но на этот раз мне светят на самом деле серьезные неприятности, случилось так, что впервые эти трудности касаются и моей личной жизни. Только что я провел целый вечер, пытаясь объяснить или, вернее, оправдать перед Эммой мой роман с «Шершнями». Нелегкая задача и в лучшие времена. Но занести такой разговор с девчонкой, которую ты только-только стал называть своей подругой, которая к тому же терпеть не может футбол и при этом у нее на горизонте вырисовывается чрезвычайно серьезное и приятное, с ее точки зрения, мероприятие, — это, по-моему, просто опасно для жизни.

Невероятно, но в какой-то миг мне показалось, что я добился своего, но нет: облом последовал незамедлительно. Просто Эмма не стала кричать или биться в истерике, а, дослушав мой монолог, спокойно сказала: нет ничего страшного, если наши отношения будут испорчены моей нездоровой слабостью к одиннадцати слишком высоко оплачиваемым недоноскам (именно так она это деликатно назвала). Затем ее голос перешел в другую тональность, отчего стал похож на тот, которым мама всегда разговаривала со мной, когда заставала за листанием отцовских подшивок «журналов для взрослых». Так вот, этим самым столь горячо любимым мною тоном Эмма заявила, что ни при каких условиях не допустит, чтобы эти самые недоноски значили для меня больше, чем она. Соответственно, лучшим доказательством моей шкалы ценностей будет факт моего присутствия на этой свадьбе. Решать, разумеется, мне. Как же, хрен там. Выбора-то у меня как раз и нет. Должен признаться себе, что, как бы я ни любил «Шершней», они, даже все вместе взятые, не смогут дать мне того, что я получаю от Эммы.

Вот только почему-то мне не хочется сообщать ребятам об этом решении. Мне кажется, это может подождать до нашего с Эммой возвращения из Нью-Йорка.

09.20. На работе

Мой последний рабочий день. Не знаю уж, смеяться или плакать. Ладно хоть Эмма довольна по уши. Даже не знаю, чему она больше рада: предстоящему отпуску или тому, что сумела по всем раскладам поставить своего парня на место и объяснить ему, кто в доме хозяин.

10.10. На работе

Позвонил Майк и издевательским тоном спросил, заказывать ли мне билет в Хаддерсфилд. Чтобы не подставляться и не давать этим козлам радоваться раньше времени, я ответил, что буду рад, если ребята решат все вопросы, связанные с этой поездкой, учитывая и мое в ней участие. В конце концов, надо подстраховаться на тот случай, если мои молитвы будут услышаны и свадьба по каким-либо причинам не состоится.

12.10. На работе

Позвонил Лиз поболтать перед отъездом. Она пожелала мне счастливого пути, хорошенько отдохнуть, затрахать Эмму до смерти и привезти в качестве сувенира какую-нибудь милую безделушку: например, Джорджа Клуни, если, конечно, он еще есть в продаже.

Судя по голосу Лиз, самые тяжелые дни у нее миновали, и она уже приходит в себя. Жаль, конечно, что я так и не выбрал времени проведать ее, когда ей было плохо. Да что там жаль: просто стыдно должно быть.

17.00. На работе

Заходил к Джулии, которая, вслед за Лиз, пожелала мне хорошего отдыха и попросила привезти что-нибудь симпатичное из Нью-Йорка. Впрочем, она не стала уточнять, что именно.

Само собой, сказал, что привезу. Причем сказал искренне, абсолютно добровольно, а не по принуждению. Дело даже не в том, что с начальством нужно ладить, а в том, что она вовсе не такая уж и стерва. И потом, у нее все-таки классные сиськи.

17.45. Дома

Ну вот и все. Впереди на целых десять дней ни работы, ни ребят, ни Джулии. Вместо этого я ни свет ни заря шурую в Гэтуик, а оттуда прямым ходом в Нью-Йорк, причем у меня на буксире катит пусть и не самая стройная, но все равно просто первоклассная девчонка. Черт, скорей бы уже. Не знаю, как дождаться.

03.10. Дома

Вот мы и вернулись. Впрочем, если быть точным, то вернулись мы вчера, но чудо реактивной техники сделало свое дело, и мои внутренние часы еще не успели перестроиться. В результате в десять минут четвертого ночи я сижу за столом и стучу по клавиатуре компьютера вместо того, чтобы спокойно спать. У Эммы, похоже, иммунитет к смене часовых поясов: я тут сижу, а она дрыхнет. Впрочем, «сон» — вряд ли то самое слово, которое лучше всего описывает ее состояние. Мне кажется, тут больше подходит определение «кома»: по крайней мере, я только что потратил чуть не целый час, пытаясь разбудить ее и сподвигнуть на очередной раунд нашего нескончаемого турнира по борьбе в горизонтальной плоскости.

Что касается отпуска, то, не считая дикой жары, стоявшей в Нью-Йорке, все прошло блестяще. Эмма была поражена этим городом и, как и я, просто влюбилась в него. Вот только не хотел бы я быть рядом с нею, когда она получит очередную распечатку состояния своего счета на кредитной карточке. В жизни не встречал человека, который бы настолько легко и непринужденно тратил такие громадные суммы.

Вспоминать об этой поездке я буду еще долго благо впечатлений действительно море. Но одно наблюдение я должен записать прямо сейчас. Немедленно, чтобы потом, не дай бог, не забыть: имею в виду то особое, неведомое мне ранее чувство, которое вдруг пронзило меня, когда мы с Эммой просто шли по вечернему Нью-Йорку. Я внезапно понял, что впервые за всю свою жизнь рядом со мной идет женщина, которая просто принадлежит мне. Нас ничто не отвлекает друг о друга: никаких забот, никаких неприятностей, никакой работы, никаких приятелей. Только я и она, никого больше. Пожалуй, не часто такие слова можно услышать от мужчины, но мне скрывать нечего: это было так романтично. И само главное, что Эмма почувствовала то же самое Я знаю, что говорю, потому что она сама призналась мне в этом.