Асфоделия. Суженая смерти - Наталья Юрьевна Кириллова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нынче время шло, а имя четвёртой жены не называлось, будто она уже заранее обратилась призраком, тенью, присоединившейся к предшественницам. Открыто, разумеется, придворные не роптали, но втихомолку удивлялись, недоумевали и делились недовольством.
После завтрака Эветьен как ни в чём не бывало перехватил меня и увёл заниматься.
Магией, конечно.
Тисон не отставал.
В отличие от обширного парка вокруг Эй-Форийи, маленький, продуваемый ветрами кусок набережной не годился для несанкционированных уроков волшебства, поэтому в качестве классной комнаты Эветьен избрал здешнюю библиотеку. Подобной парковой зоне, библиотека столичного дворца основательно уступала загородной «коллеге» и размерами, и количеством книг. Отдельного читального зала нет, основной освещался единственной сферой. Усадив меня за столик и передвинув сферу поближе, Эветьен разложил на столешнице чистые листы желтоватой бумаги и два чёрных грифеля, заточенных с одного конца, и предложил что-нибудь написать. Тисон, державшийся в стороне, но отказавшийся выходить за дверь, посмотрел на брата как на сумасшедшего. Я тоже. Ещё и попыталась высказать своё возмущение одним взглядом. Эветьен безмятежно повторил просьбу и посоветовал Тисону не подсматривать, а то трепетная фрайнэ стесняется.
Убедившись, что Тисон стоит так, чтобы не увидеть написанного, я нерешительно взяла грифель.
Вот тут-то затаилась подстава.
Писала я исключительно на русском. Во всяком случае, собственные мысли на бумаге излагались на родном, я ясно это видела, и переводиться чудесным образом на франский они отчего-то не спешили. Я написала несколько предложений попроще вроде «мама мыла раму», переписала выуженное из недр памяти стихотворение Лермонтова, сохранившееся со времён школьной зубрёжки, и полюбовалась, с каким задумчивым выражением Эветьен рассматривал мои каракули. Затем я всё это читала вслух, правда, стихотворение больше по памяти, чем с листа, ибо почерк был крив до безобразия и слегка выровнялся лишь по прошествии некоторого времени и энного количества строк. По лицу Эветьена поняла – читаю тоже на родном. Однако стоило оторваться от листа и перейти к разговорной речи, как оная мгновенно вернулась к франской. Сама я перехода не замечала в упор и только по уточнениям Эветьена понимала, когда моя речь превращалась для него в нечто диковинное. Тисон и вовсе смотрел на нас как на съезд шаманов, бегающих вокруг с бубнами и периодически бормочущих что-то на неведомом языке.
Эветьен снял с полки первую попавшуюся книгу, и я попробовала переписать абзац оттуда. И снова чудеса – пока я читала, то всё прекрасно понимала, но как только принялась за перепись, то буквы словно мигнули и обратились чужими. Я видела, что одни были похожи на известные мне, а другие нет, и не столько переписывала, сколько старательно выводила незнакомые. Хорошо хоть, не иероглифы, иначе, боюсь, совсем беда была бы.
Начинаю вчитываться в текст – понимаю.
Пишу – выходит черти что.
Перечитав пару раз подопытный абзац, отодвинула книгу и попробовала написать как получится. Получился этакий кособокий технический перевод на русский.
Чую, письма писать в ближайшее время я точно не буду. Разве что диктовать, будто неграмотная.
В результате я перепачкала пальцы грифельной крошкой, посадила несколько пятен на рукава и умаялась что писать, что всматриваться в текст. До занятий магией мы так и не дошли. Эветьена интересовало, почему я разговариваю и читаю, но не пишу, буквы чужого алфавита и моя речь на русском вызывали у него почти благоговейный восторг, трепет, словно у учёного, наконец-то получившего неоспоримые доказательства существования внеземной формы жизни. Однако объяснение не находилось, я устала и внятных идей не предлагала, а у Эветьена были и другие дела, посему урок иностранного языка мы закончили. Эветьен бережно, будто древнюю реликвию, сложил все исписанные мной листки в одну стопку и забрал с собой. Мужчины проводили меня до покоев и удалились. По глазам Тисона понятно, что вопросов у него прибавилось и не только на тему, что мы делали ночью в городе, но ответить на них я не могла тем более.
Странные всё-таки эти братья Шевери.
То они подначивают и поддевают друг друга, то общаются без слов. То откровенно ревнуют меня, то с завидной лёгкостью принимают присутствие друг друга и возле меня в том числе.
Разглядывая собственные пальцы в чёрных разводах, я пересекла пустую гостиную и вошла в спальню. Жизель и Чарити сидели на краю постели, взявшись за руки, голова к голове, и о чём-то шептались. При виде меня Жизель вздрогнула и попыталась отстраниться, но Чарити удержала, глянула на девушку этак выразительно, куда же ты, мол, ничего ведь страшного не происходит?
– Прошу прощения, – смутилась я. – Не знала, что ты тут… не одна.
– Чарити принесла тебе настои, – пояснила Жизель, смущённая не меньше моего.
Чарити отпустила девичьи пальцы, повернулась, достала из кожаной сумки, лежащей на покрывале, две бутылочки тёмного стекла. Встала, приблизилась ко мне.
– Это – настойка, препятствующая зачатию, – протянула мне пузатую бутыль побольше. – Лучше принимать ежедневно, утром, четыре капли на чашу воды, можно тёплой. Когда решишь, что пришла благоприятная пора для зачатия, то приём постарайся завершить заранее, за несколько дней. А это, – подала маленький филигранный флакон, – если провела с мужчиной ночь безо всякой защиты, понимаешь? Желательно сразу, но можно и через несколько часов, две капли, не больше. И… не стоит использовать её слишком часто, только…
– В экстренном случае, – я взяла бутыль. – Спасибо. Эту я брать не буду, – указала я на флакон. – Если окажется, что я беременна, то что ж… так тому и быть. Или если позже забуду выпить, то тоже… пусть будет, как будет, – этак я скоро фаталистом стану подобно Саши. – Если нет, значит, пронесло. Просто хочу быть готова на случай, если мы решим… повторить и вообще… не хочу потом без конца думать о залёте и дни высчитывать.
– Мудрое решение, – одобрительно кивнула Чарити.
– А тебе самой не нужно? – спохватилась я. Если в Империи с противозачаточными так строго, то вряд ли тут легко достать замену.
– Нет, не нужно, – улыбнулась Чарити и бросила на Жизель взгляд нежный и лукавый одновременно.
Жизель вспыхнула вдруг и взгляд отвела. Я присмотрелась к соседке, затем к Чарити и сообразила наконец.
Да, до меня вечно доходит как до той утки, на двадцать пятые сутки.
– Так вы… а я думала, ты с